обнаружились.
— Даже не знаю, ребята… Ладно, в качестве исключения. Только сегодня я много выигрышей отдала, в кассе чуть больше восьмидесяти рублей.
— Восьмидесяти восьми нам вполне хватит, — предложил я с улыбкой.
Женщина аж отшатнулась, широко раскрыв глаза. Потом, всё так же озираясь, забрала билет и отсчитала разношёрстые купюры. Ровно восемьдесят восемь рублей.
Забираю деньги, продолжая глупо улыбаться. Ведь это не просто деньги, а пропуск в другую жизнь. По крайней мере, на ближайшие пару дней.
Ликующий Саня получил пятерку отступных и, радостно ею размахивая, предложил сбегать в гастроном.
Глава 6
Целитель?
Когда я зашёл в пахнущий свежей колбасой и хлебом магазин, то почувствовал себя немножко олигархом.
— Нам две бутылки «Белого аиста»! — небрежно бросил я продавщице винно-водочного отдела.
В ответ получил удивлённый взгляд. Ведь неплохой молдавский коньяк по тринадцать восемьдесят за бутылку не каждому по карману. Обычно идущие с работы заводчане брали водку «коленвал» за три шестьдесят две или «Столичную» по четыре двенадцать.
— Девушка, дайте палку сервелата, вот этого, московского! — мой палец уверенно ткнул в стекло другой витрины.
Рыжий следовал по пятам, пока я переходил из отдела в отдел, и охал, предвкушая пир.
— Пять сырков «Дружба»! Пачку масла «Крестьянского»! Двести грамм красной икры и баночку чёрной на пробу.
Кроме этого я взял по паре бутылок лимонада «Буратино» и «Тархун», нарезной батон, а также банку сгущённого молока по просьбе Сани. Для полного счастья прихватил ещё бутылку полусладкого «Советского шампанского» и две коробки конфет «Птичье молоко».
Продавщицы, привыкшие к скромным работягам, с нескрываемым интересом разглядывали щедрых покупателей. Особенно привлекли внимание мой костюм и туфли.
А та же самая кассирша, что обслуживала в прошлый раз, пробивая икру, неожиданно улыбнулась. При этом я поймал обрывок её мысли: «…а вроде парень-то ничего, кажись, перспективный…»
Я вышел из магазина с туго набитой авоськой и ополовиненным кошельком. Саня, словно верный оруженосец, нёс две бутылки молдавского коньяка.
— Лёш, да мы сегодня гулять будем, прямо как баре!
— Гулять так гулять! — отвечаю с улыбкой.
Груз финансовых проблем свалился с плеч. По крайней мере, на сегодня. Оказывается, давил он на меня капитально.
Пир решили устроить прямо за гастрономом, на груде строительных плит, закрытых от посторонних глаз кустами сирени. Как положено, расстелили газету «Советский Спорт». Саня с гордостью сообщил, что взял свежий номер сегодня в киоске. После чего он достал складной нож и принялся ловко нарезать закуску. Талант не пропьёшь!
Я помог другу, намазав на хлеб масло, затем щедро наложил икру, воспользовавшись своим перочинным ножиком.
— Лёха, вот ты транжира! Куда столько наваливаешь? — не выдержал Саня, наблюдая, как драгоценные чёрные икринки гроздьями ложатся на хлеб. — Это же на десять бутеров можно растянуть! А мы её за один присест употребим.
— Саня, не ворчи. Жить надо здесь и сейчас, — сказал я, протягивая другу бутерброд. — Зато вспоминать потом будешь, как пил коньяк в подворотне, закусывая чёрной икрой. Это тебе не паточный самогон с зелёным луком.
У Рыжего, как у всякого уважающего себя советского человека, обнаружился раскладной стаканчик. Пили поочерёдно. Пахучий, мягкий молдавский коньяк ударил в голову, согрел изнутри и моментально развязал языки.
Болтали о заводе, девчонках и будущей поездки в подшефный колхоз с поэтическим названием «Привет труду». Саня требовал информации о моих планах на Свету с Лидой, а я технично переводил разговор на спорт и маленькую зарплату.
Икра оказалась вкуснее той, что мне довелось пробовать в будущем. Возможно, повлияло качественное масло или свежий батон, но бутерброды разлетелись мигом. Московский сервелат тоже не подвёл. А сырки «Дружба» и вовсе удивили. То, что я ел в конце девяностых, нельзя сравнивать с этим плавленым деликатесом.
Пить мы не спешили, больше разговаривали. Поэтому уговорили только полбутылки, когда солнышко начала клониться к закату. Вдруг Саня перестал рассказывать очередной анекдот про Петьку и Василия Ивановича, и приуныл.
— Лёш… — начал он, чертя найденным гвоздем по бетону. — А у мамки моей дела всё хуже и хуже.
После слов Рыжего я отставил стакан в сторону. Как-то сразу расхотелось пить.
— Совсем плохо?
— Ага, — Саня махнул рукой. — Почти не встаёт. А местные докторишки только разводят руками. Мол, не знаем, что с ней, и всё. Нормальный диагноз так и не поставили. Батя выбивает ей направление в Москву. А заведующий поликлиникой дал понять, что без взятки там маму даже смотреть не станут. И нужно не меньше тыщи. Вот скажи, где нам взять столько? Уколы югославские дорогущие покупали, но они не сработали. Мы её лечим, лечим… По бабкам даже возили, но всё без толку. Денег тоже ушло немало.
Саня замолчал, уставившись в пустоту, а я налил ему коньяку. Выпили еще по пятьдесят без пожеланий и тостов.
— Пошли, — сказал я, повинуясь порыву, и начинал собирать закусь.
— Куда? — удивился Саня.
— К тёте Тамаре, конечно. Ты сам говорил, что она меня вспоминала. «Птичье молоко» ей отнесём. Пусть порадуется, конфеты-то хорошие.
Саня отрицательно качнул головой, но уже через секунду начал мне помогать:
— Да! Она про тебя вчера спрашивала. Мол, как там твой Лёшка? Думаю, мама конфетам обрадуется.
Дорога до «старого города», где в частном доме жил Саня с родителями, заняла минут сорок. Шли по большей части молча, погруженные в свои мысли, лишь изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. В частном секторе воздух пах иначе. Не городской пылью и горячим асфальтом, а дымком из печных труб, яблонями и высоким бурьяном, росшим у грунтовой дороги.
Во дворе дома, обнесенном забором из горбыля, на цепи сидел крупный пёс, помесь овчарки с дворнягой. Я сразу вспомнил, что кличка собаки Бим. Увидев меня, он не залаял, как обычно, а забрался в свою будку, откуда начал коситься в мою сторону.
— Чудеса! — удивился Саня. — Обычно он на всех бросается и лает, как сумасшедший.
Не став отвечать, я прошёл во двор. Под ногами заскрипели ступеньки крыльца. Дверь в дом, к моему удивлению, оказалась не заперта.
— Ты же говорил, что батя во вторую смену? Почему не запер?
— А от кого? От соседей, что ли? — не понял Саня. — Мамка одна дома. Почти всегда лежит. Сама никуда не ходит, но соседка баба Зина или тётя Наташа могут прийти. Бим только их до крыльца пропускает.
Пройдя через веранду в комнату с русской печкой, я увидел тётю Тамару. Она полулежала на панцирной кровати, укрытая одеялом. Лицо бледное и осунувшееся. Женщина отрешенно смотрела на чёрно-белый экран «Рекорда».
— Здравствуйте, тётя Тамара.
— Лёшенька! — слышу в ответ