На лестнице уже кто-то стоял… судя по кафтану и парику – барин.

– Ого, Васенька уже тут как тут! – рассмеялась Катя. – Стоит, дожидается… Ровно знал… О, рукой машет!

Помахав родственнику в ответ, гости радостно переглянулись и пришпорили лошадей…

Их встречали все трое! Видать, Василий успел позвать… Дядюшка, секунд-майор отставке, был одет в синий драгунский кафтан, висевший на тощих плечах, словно на вешалке. Из-под кафтана выглядывал короткий камзол совершенно дивного лунного цвета… и примерно такого же цвета было и дядюшкино лицо – узкое, гладко выбритое, с хищным крючковатым носом и бесцветными глазами, зорко выглядывающими из-под кустистых бровей.

Дети секунд-майора стояли по обеим сторонам от своего батюшки. Старший, Василий – по правую руку, и младший, Николенька – по левую.

Василий Гаврилович, сутулый и крепкорукий, с вытянутым, как у отца, лицом и таким же – с заметной горбинкою – носом, был одет в темно-зеленый кафтан с оловянными пуговицами, когда-то вполне добротный, но ныне имевший весьма поношенный вид.

Младший братец, Николенька, ровесник Катерины, вышел вообще в полотняной крестьянской рубахе, подпоясанной, однако же, кумачовым щегольским пояском. Румяное лицо его было куда более круглое, нежели у отца или у брата, густые рыжеватые волосы подстрижены в кружок. Дополняли облик посконные портки, заправленные в смазные сапоги… Этак все по-домашнему, запросто…

Крестьяне поспешно отворили ворота. Въехав на просторный двор, гости спешились, бросив поводья подбежавшим слугам…

– Антон! Катенька! – распахнул объятия Гаврила Васильевич.

– Здравствуй, дядюшка! – Катерина по очереди расцеловала родственников, начав с самого старшего.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – Антон поприветствовал в соответствии с Табелью о рангах. Чин секунд-майора относился к восьмому классу, значит, не просто «благородие», а «высоко…».

Обращение дядюшке понравилось, тот хлопнул парня по плечу:

– Вот молодец! Сразу видно военного.

С кузенами же Антон поздоровался запросто – за руку…

– А с дорожки – наливочки? – поинтересовавшись здоровьем дражайшей Арины Петровны, гостеприимно пригласил хозяин.

Наливочка вылилась во вполне полноценный обед, правда – бедноватый. Совершенно несоленые постные щи, заправленные молочными сливками, пироги с капустой, пареная репа с конопляным маслом, ну и овощи с грядки. Лук, огурцы, зелень – этого было в изобилии.

За обедом Антон и спросил о девушке-парикмахере – куафере.

– А, вон ты про кого, племяш, – хмыкнул в рюмку дядюшка. – Она тебе зачем? Дурная девка… была.

– Была?

– Дядюшка, это я хотела прическу, – пояснив, Катерина отставила рюмку подальше. – Нет, нет, мне больше не надо. Еще опьянею… Знаете, какая я во хмелю грозная?

Все посмеялись, закусили, и Гаврила Васильевич продолжил:

– Была да сплыла, племяш. Продал! На базаре и продал… вместе со всеми протчими… Какой-то заезжий помещик и взял, не побрезговал. Хотя видно сразу – дурная.

– А купчую кто-то заверял? – помогла братцу Катя.

Секунд-майор хохотнул:

– А как же! Говорю ж, покупатель не здешний… Вот и пришлось. Чиновник в Нарве и заверил. В присутствии, там оно одно, за рекой сразу.

– А, так вы в Нарве продавали…

– Нет! Рядом, в Ивангороде… Вы надолго к нам?

– Нет-нет, – Катенька улыбнулась. – Отобедаем да поедем. Так ведь просто заехали – навестить. Безо всякого дела, по-родственному.

– Это хорошо, что по-родственному…

– Катенька, мне бы тебе показать кое-что… – неожиданно улыбнулся старший, Василий. – Книжицу тут прикупил… некоего господина Новикова… и еще кое-что. Не интересует?

– А там стихи? – живенько заинтересовалась барышня.

– Есть и стихи, – кузен добродушно улыбнулся.

А вот Катерина вдруг опечалилась и покривила губы:

– Ой… Жаль, что я альбом с собой не взяла… или какую тетрадь. Я б у тебя, мон шер кузен, стихи-то переписала… которые понравились бы…

– Ой, Катерина! – хлопнул в ладоши Василий. – Неужто мы для тебя писчей бумаги не сыщем? Верно, батюшка?

– Да сыщем, конечно же! Разве ж для любимой племянницы бумаги жаль?

– Вот и славно! – Катя обрадованно встрепенулась. – Тогда пошли же!

– А потом милости прошу в наш театр! – поднявшись, неожиданно предложил младший, Николенька.

– Театр? – гости удивленно переглянулись.

– У вас что же, свой театр есть? – хлопнула ресницами барышня. – И актрисы? Они ж стоят…

– Театром он наш старый сарай называет, – Василий хохотнул и хотел было отвесить младшему подзатыльника, да промахнулся.

– А что – и театр! – оскорбился Николенька. – Мужички там скамейки для гостей поставили, сцену смастерили…

– Из старой телеги! – все подтрунивал Василий. – И занавеса-то еще нет – не из чего!

– Да, занавеса нет, – согласно кивнув, младшой развел руками и тут же улыбнулся. – Ну, пока можно и без него… Зато пьеса есть! И – актрисы…

– Актрисы там те еще! Птичница да сенная девка…

«Сенными» именовались крепостные девки, непосредственно прислуживающие в барском доме… и обязанные исполнять любые прихоти хозяина. Даже самые непристойные… Впрочем, чего с крепостными церемониться? Они люди, что ли? Так, с виду только…

– А что у вас за пьеса? – выходя из-за стола, поинтересовалась Катя. – Господин Мольер или, может быть, Гольдони?

– Обычная такая пьеса… моя! – Николенька смущенно засопел… и улыбнулся столь премилой улыбкою, что все невольно рассмеялись.

– Антош, ты ж видел уже… – потянув Антона за руку, юный автор покусал губы. – Пока они стихи… Пошли! На актрис посмотришь… как те играют… Ну, пошли же! Тебе ж в прошлый раз понравилось…

Сказав так, Николенька потащил гостя за собой, не слушая никаких возражений… Тоже еще – режиссер выискался! Феллини, Антониони… Жан-Люк Годар! Ну, что же… посмотрим, чем новоявленный Тарковский удивит?

Новоявленный Тарковский неожиданно удивил столь гнусной мерзостью, что… Лучше б Антон с ним и не ходил!

– Вот, сюда… Сейчас увидишь! Увидишь… Сейчас…

Распахнув дверь сарая, Николенька с гордостью пропустил гостя вперед… и даже легонько подтолкнул в спину.

Сделав пару шагов, Антон резко остановился, разглядев в полутьме… двух юных, с распущенными волосами, девушек, привязанных к скамейкам, стоявшим напротив телеги-сцены. Девушки были абсолютно нагие… Завидев вошедших, обе захныкали…

– Прости нас, батюшка-барин…

– Э-э, прости… – недобро ухмыльнувшись, Николенька неожиданно толкнул Антона кулаком в бок. – Ну, что стоишь? Которая глянется – пользуй! Это новенькие… прежних я уже… наказал… Да и ни к чему они – слишком уж тупые! Эти, правда, тоже не лучше… Однако поглядим… Ну! Выбрал?

– Да как-то… – Антон не знал, что и ответить.

– Тогда ту, что слева – Пелагею… А другую я пока накажу! Ты ж любишь, когда рядом орут… Ну-с! Приступим…

С этими словами недоросль, подойдя к несчастной девчонке, ласково погладил ее по попе и по спине… А потом взял в