скоро мы оказались на площади, где окунулись в уличный шум и суету. Холодное солнце заблестело в стёклах витрин. Мимо домов с башенками на крышах катили автомобили, которые хотелось назвать не иначе как драндулетиками. Спешили по своим делам люди, и лица у них были не наши, иностранные. По рельсам прозвенел разрисованный рекламами угловатый трамвай. Презирая мороз и ветер, крутили педали велосипедисты в ушанках и пальто.
Невдалеке притормозила машина посолиднее, длинный мерседес с дипломатическими номерами. На асфальт выбрался седой высокий араб в шикарном светлом плаще. Он величественно взмахнул рукой, и мы с Васей раскланялись с ним самым душевным образом. Всё правильно: законопослушные дипломаты должны быть взаимно вежливы.
Тут кто-то нас окликнул.
Мы обернулись. Через площадь прыгающей походкой к нам спешил человек в рыжем пальто. Воротник его торчал кверху, кроме того человек кутался в шерстяной шарф, так что доктора Лапидуса я признал не сразу. Помимо медицинских обязанностей доктор служил и при резидентуре, но был там не оперативным работником, а аналитиком. Случалось, что в особенно напряжённое время и его выгоняли для работы на улице, куда-нибудь в обеспечение. Но указания вроде запрета на поднятый воротник он позволял себе игнорировать.
Доктор прибавил шагу, и тут в него чуть не врезался толстый дед на велосипеде. Дедуган остановился, опираясь на одну ногу, и прорычал сквозь зубы и курительную трубку что-то нелестное.
В ответ на это доктор примирительно вскинул руки.
— Пардон муа, месье! — проговорил он мягко и дружелюбно. — Смотри куда едешь, хрен ты моржовый, — добавил он уже по-русски.
На лице его светилась приветливейшая улыбка. Датский велосипедный пенсионер глянул подозрительно, буркнул что-то ещё для порядка и покатил дальше.
Оказалось, медицинский человек Лапидус догнал нас не просто так. И встреча наша произошла так далеко от посольства не случайно, а по соображениям конспирации. С точки зрения противника, демаскирующий признак для разведчика — это принадлежность к компании установленных разведчиков. Так что отдых компаниями нашим начальством не приветствовался.
Доктор таинственно поглядел на нас и многозначительно тронул своё пальто — там, где оно немного оттопыривалось. Не зная, нужно мне сейчас удивляться или нет, я придал лицу неопределённое выражение. Неизвестно, правда, что у меня из этого получилось.
А вот Вася всё понял.
— Спирт? — спросил он с усталым вздохом.
— Ага, — ухмыльнулся доктор.
Я давно, ещё с самого утра, не мог сообразить, кого он мне напоминает. И только сейчас понял: доктор был вылитый ведущий телепередачи «Клуб путешественников» Юрий Сенкевич. Ну просто одно лицо.
— Куда пойдём? — вздохнул Вася снова.
Сам он был человек женатый, супруга его работала здесь же, в советском торговом представительстве. То есть идти выпивать к нему было нельзя. Доктор семьи не имел, что являлось для разведчика редкостью, для работы за границей предпочитались люди женатые. У меня, то есть у майора Смирнова, кстати, жена имелась. Только ждала она его на Родине. Или не ждала. Что там у них за история, я не знал: само оно мне не открылось, а забираться в такие тёмные психологические глубины я пока пробовать не рисковал.
То есть, отправиться для распития можно было как ко мне, так и к доктору.
— Давайте ко мне, — предложил гостеприимный Лапидус. — Мне потом домой не придётся телепать.
Так и порешили.
* * *
То, что работники резидентур, бывает, попивают, новостью для меня не стало. Я о подобном читал. Да и без того можно было догадаться — пьют все, по обе стороны невидимого фронта. Просто работа нервная, и надо как-то гасить неизбежный стресс. В книге одного нашего отставного разведчика я наткнулся на воспоминание о том, что как-то ему довелось служить под началом непьющего резидента. Это преподносилось как удивительная диковина. Так оно, видимо, и было. Считалось, что если выпивка не мешает работе, то и пусть себе. Тем более что иногда оно могло работе и помочь — споишь кого-то да и выведаешь секреты. Так что способность пить и не пьянеть даже и ценилась.
Интересно, как обстоит с этим делом у майора Смирнова? Если исходить из телосложения, то валиться от ста граммов он не должен. И гора бутылок у него в квартире это подтверждала. Подобных людей я знавал. До совсем жёсткой кондиции они доходят нечасто. Но если это всё же случается…
И тут меня накрыло чужими воспоминаниями. Ну, как чужими. Мы с майором были почти уже свои люди.
Картинки его хмельных похождений попёрли флешбэками.
Заплыв по ночному каналу среди медленно дрейфующих в лунном свете льдин. На спор. С кем был спор, в памяти не сохранилось.
Вот какие-то притихшие качки уносят двоих своих приятелей. Те кричали что-то неуважительное про советский хоккей — сами напросились, чего уж.
Вот поинтереснее: драка в режиме «один против всех» в декорациях портовой забегаловки. Грохот и звон, рушатся столы, мелькает в воздухе быстрая и разящая всех без разбору табуретка. Противники заканчиваются, но с улицы лезет новая бригада. Причина конфликта веская: чего это они, грузчики-пролетарии, а «Интернационала» петь не хотят и даже слов не знают.
А вот по флагштоку американского посольства на смену звёздно-полосатому поднимается другой флаг, более подходящий: чёрный, с черепом и костями. Попался на глаза под утро в кабаке «Упитый флибустьер» — ну как было не прихватить и не поменять?
Видимо, в продолжение эпизода с флагом: гонка по ночной улице на чьём-то старом велосипеде от трёх патрульных машин. Уйти не удалось: затаранили, вязать выскочили все три экипажа. Наутро в камере, правда, никого не обнаружили: вмурованная в стену оконная решётка оказалась хлипенькая, не рассчитанная на буйство и напор русской души, неистовой и неудержимой…
Там, в памяти, было и ещё, но мне хватило и этого.
Да уж. Широко жили люди, ничего не скажешь.
А вот доктор Лапидус тем временем всё что-то говорил и говорил. Я прислушался. Оказалось, наш Айболит пересказывал Васе (и мне тоже, хоть я ушёл в себя и не слушал) содержание нового голливудского фильма. Скоро выяснилось, то был «Человек-паук».
— Хм, — сказал Вася, помолчав, когда рассказ закончился. — И что, смотрят там такое?
— Смотрят, —