И все же, врать не буду, мадам Жульет заставила меня поволноваться. Это было похоже на те эмоции, которые испытываешь, стоя на краю пропасти. Сердце резко упало куда-то вниз, в область желудка, и замерло.

Она знает. Эти два слова гулко отдавались в сознании, заглушая даже стук дождя по окнам.

Мадам Жюльет сидела, развалившись в кресле, как хозяйка положения, которая точно знает, что все козыри этой партии в ее руках. Глаза «француженки» — холодные, оценивающие — скользили по моему лицу, выискивая трещины в броне.

Рядом замер Марк. Его рука непроизвольно сжалась в кулак. Почему-то только одна, правая. Будто Бернес на полном серьезе собирался кинуться в драку, закрыв глаза на тот факт, что перед ним — женщина. Тишина в гостиной стала густой, тягучей, как смола.

— Архив? — Я усмехнулся. Старался говорить как можно более легкомысленно, даже скептически. — Мадам, вы, кажется, перепутали меня с кем-то. О каком архиве речь?

— Мммм… Ты хочешь выдержать интригу, Алексей… Ну хорошо. — Блондинка деловито кивнула. — Тот архив, который был украден около месяца назад в банке. Я использую слово «украден», однако, оно в данном случае не совсем уместно. Думаю, ты понимаешь это.

— В банке у меня украли шкатулку с семейными драгоценностями. Жаль, конечно, но… — Я тяжело вздохнул и развел руками.

— О, милый Алексей, — Жюльет перебила меня, ее звучал ласково, даже нежно. Тянулся как патока. — Не трать силы на этот дешевый фарс. Он был хорош для гестаповских щенков, для истеричной немки Книппер, даже для твоего финского друга с его вечными претензиями на холодную рассудительность. Но не для меня.

«Француженка» медленно поднялась, ее движения были плавными, хищными. Два шага — и она оказалась прямо передо мной. От нее пахло дорогими духами и… порохом? Или это показалось?

— Я наблюдала, Алексей. Стояла рядом с витриной ювелира напротив «Дисконто-Гезельшафт». Видела, как ты вышел из хранилища с этой шкатулкой. Видела панику, выстрелы, этот… цирк с конями. Видела, как тебя сбили с ног. И видела, как ты передал шкатулку тому парнишке, что откатился в сторону. Аккуратно, под шумок, под прикрытием падающих тел. Очень чисто. Браво. Действительно, браво. Наш хороший знакомый Шипко гордился бы тобой. Если бы знал, конечно. Просто он пока не в курсе случившегося. Никто не в курсе. Думаю, ты должен оценить степень моей лояльности к тебе. Я скрыла такую важную информацию…

Каждое слово мадам Жульет било, как молоток по наковальне. Она явно наслаждалась моментом.

— Этот парнишка, — блондинка выдержала театральную паузу, а потом продолжила, — он мастер наряжаться. То уличный оборванец, то скупщик краденного с большими связями. Впрочем, все это неважно. А вот то, что я его знаю — это, как раз, наоборот. Весьма важный нюанс. — Мадам Жульет наклонилась чуть ближе, ее голос снизился до шёпота. — Тень. Позывной его — Тень. Прекрасный актер, надо отдать ему должное. Но недостаточно хорош, чтобы обмануть меня. Он недостаточно хорош, а ты недостаточно умён. Вот ведь совпадение…

Я стоял молча, при этом мой мозг работал как быстро набирающий обороты механизм. Мир сузился до лица мадам Жульет, до этих насмешливо-холодных глаз.

Нет, тот факт, что хозяйка борделя далеко не так проста, это я в курсе. Она прямым текстом ещё в Хельсинки сказала, что ей велено наблюдать. Потом несколько раз отвлекала Эско Риекки. Я, в принципе, давно в курсе, что эта красивая блондинка работает на НКВД. Чисто предположительно, на Шипко.

Но сейчас она назвала позывной Ивана. И это немного больше, чем просто осведомлённость иди просто наблюдение. Она знает Ваньку. Знает все.

Обман, тщательно выстроенный, стоивший нервов и риска, рухнул в одно мгновение. Я смог обвести вокруг пальца Мюллера, Марту, Риекки, британцев… но не мадам Жульет. Хреново… Очень хреново…

— Кто ты? — Спросил я в лоб. Решил, сейчас это будет самой лучшей тактикой.

«Француженка» отступила на шаг, легкая улыбка тронула ее губы.

— А ты как думаешь? Вы ждёте связного больше месяца. Как думаешь, кто я?

Бернес тихо выдохнул. Видимо, это был звук крайней степени изумления. Хотя я, если честно, не особо удивился. А вот собственный идиотизм осознал в полной мере. Ну конечно! Мадам Жульет и есть тот канал связи, который мы ждали. Это ведь вполне очевидно. Почему я не подумал сразу.

— Разочарованы? — Хмыкнула блондинка, бросив быстрый взгляд в сторону Бернеса, — Думали, связной будет бородатый мужик в кожаной тужурке с папироской во рту и портфелем, полным шифровок? — Она рассмеялась, коротко и тихо. — Жизнь, дорогой Алексей, куда ироничнее дешевых штампов. Вы ждали меня почти месяц. Ждали человека из Центра. Человека, который скажет волшебные слова, вручит задание и… исчезнет в берлинских сумерках до следующего контакта. Ну что ж, поздравляю. Он перед вами. Вернее, она.

Мадам Жульет снова села в кресло, устроилась поудобнее, поправив складки платья.

— Позывной «Племянница». Ваш связной. Ваша единственная палочка-выручалочка в этом городе. И ваша единственная надежда не угодить в гестаповский подвал в ближайшие сорок восемь часов. Потому что ваш красивый спектакль в банке, Алексей, хоть и обманул толпу, но поднял слишком много пыли. Мюллер зол как черт. Он чувствует подвох. Британцы в ярости — их приманка ускользнула. А фрау Книппер… — Жюльет презрительно сморщила носик. — Эта дурочка мечется, как угорелая, и ее метания привлекают ненужное внимание. Ситуация, как говорится, на грани фола.

Блондинка замолчала, давая словам впитаться в наше с Бернесом сознание. Марк молчал, его лицо было каменным. С одной стороны, нам бы радоваться. Наконец появился человек, который был необходим. Но с другой стороны… архив.

Мне вот просто интересно, эта история когда-нибудь закончится? И желательно не моей смертью или арестом. Я уже реально устал от всего, что связано с архивом. Тем более, когда принял для себя решение уничтожить его.

— Итак, — Мадам Жюльет сложила руки на коленях, ее взгляд снова стал деловым. — Бумаги. Где они? Не томи. Я не из тех, кто любит повторять вопросы по нескольку раз.

— Они… в безопасности, — ответил я, продолжая анализировать ситуацию.

Вообще, тот факт, что эта дамочка является связным, совершенно не является показателем того, что я должен ей доверять в отношении архива. Если уж на то пошло, по Берлину вон, бегает