[1] «Марш весёлых ребят» из кинофильма «Весёлые ребята», слова: В. Лебедев-Кумач, музыка: И. Дунаевский (1934 год)

[2] Глаз на задницу (блат.)

[3] Высоцкий.

Глава четвертая

Одним движением он расстегнул и скинул шинель, чтобы не мешала, и перешёл в сверхрежим.

Сразу всё вокруг изменилось.

Максим слышал, как громко дышит фиксатый вожак банды и видел, как медленно, словно в густом киселе, он движется на полусогнутых ногах, держа перед собой нож остриём вперёд.

Его подельники начали точно так же медленно расходиться в разные стороны, намереваясь окружить Максима.

Он даже не стал оборачиваться, чтобы оценить действия тех, кто находился сзади.

Просто сделал три шага вперёд и ударил вожака основанием ладони снизу в нос. Быстро и резко.

Послышался отчётливый хруст, и сразу после этого тягучий крик:

— Су-у-у-ука-а-а-а!

Нож ещё продолжал медленно падать на тротуар, а Максим добавил фиксатому коленом в пах и перешёл к следующим противникам.

Двоих он вырубил ударом ребра ладони по горлу.

Ещё одному, успевшему выхватить из-за пояса пистолет и даже выстрелить (разумеется, не попал), сломал руку и отправил в нокаут, ударив головой о кирпичную стену.

К этому времени двое наиболее сообразительных из четвёрки, подбиравшейся сзади, развернулись и бросились бежать.

Максим сначала вырубил тех, кто оказался менее сообразительным (одного прямым ударом в челюсть, второго — в печень).

Потом в несколько прыжков догнал убегавших, свалил на землю, и приложил головами о булыжник так, что подняться они уже не могли — остались лежать без сознания на проезжей части.

Со стороны улицы Энгельса раздалась трель милицейского свистка.

Максим ещё успел врезать вожаку, который начал было подниматься, ногой в челюсть, затем ухватил тех, кто пытался убежать, за ноги и подтащил поближе к остальным.

Вышел из сверхрежима.

Перевёл дыхание.

Подобрал шинель, перебросил через руку.

Впереди замелькал свет фонариков, послышался топот сапог.

— Сюда! — крикнул Максим. — Здесь!

Появившийся из темноты милицейский патруль застал следующую картину.

На тротуаре и проезжей части улицы Темерницкой в разных позах валялись восемь человек. Посреди этого поля битвы спокойно стоял молодой человек в форме военлёта с кубарями младшего лейтенанта, шинелью на руке, орденом Красного Знамени и медалью «За отвагу» на груди.

— Что здесь произошло? — спросил усатый сержант, старший патруля.

Максим коротко рассказал, как было дело.

Сержант недоверчиво покачал головой, потом посветил фонариком в лицо фиксатому вожаку и присвистнул.

— Ого, так это же Червовый, он же Семён Межень, известный бандюган с Нахаловки [1]. На него уже неделю как ориентировка разослана по всем отделениям. За разбой. Ну, спасибо, товарищ лейтенант, подсобили.

— На него ориентировка разослана, а он спокойно по кабакам гуляет, — сказал Максим.

— Как это?

— Да так, я его сначала в «Деловом дворе» встретил. Мы там слегка поспорили по вопросу музыкальных предпочтений, вот он, видимо, и решил продолжить беседу. С новыми аргументами.

— Понятно, — протянул сержант. — Так это что же… вы один их всех?

— Повезло, — ответил Максим. — К тому же, я не только лётчик, но и военный разведчик. Нас учили обезвреживать врага в рукопашной.

— Понятно, — ещё раз произнёс сержант. На этот раз с неприкрытым уважением. — То-то я гляжу… Ладно, разберёмся. Вы не против с нами в отделение пройти, товарищ лейтенант? Надо всё зафиксировать, протокол составить.

— Не против. Если, конечно, это не на всю ночь.

— Ну что вы, мы по-быстрому. Будницкий! — обратился он к напарнику. — Дуй в отделение, пусть пришлют автобус, погрузить эту шваль.

— И «скорую помощь», — добавил Максим.

— Это ещё зачем? — удивился сержант.

— У Червового или… как его… Семёна Меженя, насколько я понимаю, сломан нос. У других имеются ломанные руки, ноги и прочие травмы. Они же люди всё-таки, надо оказать медицинскую помощь. А потом уже всё остальное.

Усатый сержант снова покачал головой, но возражать не стал.

Вскоре подъехал милицейский автобус с подкреплением и «скорая».

К этому времени все нападавшие пришли в себя. Их обыскали, забрав выкидные ножи, финки, один ТТ и один «наган».

Медицинскую помощь решили оказывать уже в отделении, которое располагалось неподалёку, на Энгельса.

Погрузили уголовный контингент в автобус, сели сами и поехали.

В свою комнату на Московскую Максим вернулся в час ночи. На кухне почистил зубы. Потом разделся, упал на кровать и тут же заснул, дав себе команду проснуться в шесть утра.

Утром встал, сделал разминку (насколько позволял низкий потолок), умылся, побрился, позавтракал яичницей, которую ему приготовила Клавдия Ильинична, выпил чаю, оделся и вышел на улицу.

Небо хмурилось уже совсем по-осеннему, облака висели низко над городом. Однако ни дождя, ни тумана.

Вполне лётная погода, оценил Максим и поспешил на угол улицы Энгельса и Будённовского проспекта — вчера ему сказали, что полковой автобус, отходящий от вокзала, подбирает лётчиков на всём пути следования по Ростову в заранее определённых местах.

Здесь уже стояли и ждали Тимаков и Никаноров.

Поздоровались.

— Как самочувствие? — осведомился Тимаков.

— Отлично, — сказал Максим. — Спал маловато, но это ерунда. Сегодня ночью отосплюсь.

— Что так? Мы же, вроде, не особо поздно расстались? — спросил Никаноров.

Максим подумал, что в части всё равно узнают о его ночных подвигах, — милиция поставит в известность — поэтому рассказал, что с ним случилось.

— Лихо, — покачал головой Тимаков. — Значит, ждали тебя, специально всё подстроили, сволочи. Сколько их было, ты говоришь?

— Я не говорил. Восемь человек.

— Сколько⁈

—