Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 114
небольшой платой за вечное супружеское счастье и здоровье. На плакате, рекламирующем прохождение «полного медицинского обследования на венерические заболевания перед замужеством», изображалась невеста, блаженно льнущая к жениху под надписью: «Счастье ждет впереди здоровых, но не больных» [11]. И снова сохранение идеализированных брака и семьи ложилось на плечи женщин, отдающих свои тела под наблюдение.
Обязательное обследование на сифилис предназначалось для защиты жен и матерей, но имело совсем другое значение, когда речь шла о женщинах, не стремящихся к замужеству, материнству и моногамии. Беспокойство, связанное с заражением военных венерическими заболеваниями, привело к громким пропагандистским кампаниям, призывающим солдат держаться подальше от «женщин легкого поведения», «доступных дам» и «уличных проституток». На плакатах с изображением роковых дам с сигаретами, зажатыми между алыми губами, располагались надписи: «Она может оказаться мешком неприятностей», «Пышногрудая ловушка» и «Минута с красоткой не стоит года лечения ртутью». Распущенные женщины изображались как соблазнительные вампирши, искавшие несчастного, которому можно передать свое разрушительное заболевание. То есть мужчины считались жертвами, а женщины — преступницами [12]. «Неразборчивая в связях» дама, разносящая инфекции, стала известным в культуре образом, который активно использовался во время «войны с сифилисом», который считался разрушителем порядочной мужественности и семейной гармонии. Женщины же, находившиеся вне рамок социально предписанной женственности, были мишенями, которых следовало винить и стыдить.
В 1941 году Управление обороны сформировало Подразделение социальной защиты, чтобы «уберечь» вооруженные силы и «гражданское население» от «опасностей <…> венерических заболеваний» [13]. Подразделение сосредоточилось на искоренении не только проституции, но и сексуальных преступлений: власти имели право задержать любую распутницу, независимо от того, продавала она секс или нет, и принудить (если надо — через суд) сдать анализы в одной из новых карантинных больниц или центров быстрой диагностики [14]. Женщинам с положительным результатом теста насильно вводили высокие дозы препаратов против сифилиса (например, сальварсана, мышьякосодержащего «чудодейственного средства», разработанного в начале 1900-х годов) и не отпускали до тех пор, пока они не излечивались. Однако этот процесс мог длиться вечно. Описанные действия позиционировались как «общественные мероприятия» по защите «женщин от сексуальной эксплуатации» и осуществлению «социальной реабилитации проституток и других сексуальных преступниц» [15]. Никого не заботила этическая сторона того, что женщин силой принуждали к медицинским процедурам. В лихорадочные 1940-е годы сохранение общественного здоровья и нравственности считалось священным [16].
Старые мифы о женщинах, их телах и предрасположенности к болезням кристаллизировались в медицинских кампаниях военного времени. Врачебный дискурс по-прежнему отражал и подкреплял веру в то, что социально покорные женщины — самые здоровые. Наблюдение Марджери Спринг Райс, что этот пол «попадает в общественное сознание» только тогда, когда выполняет «общественный долг» материнства, стало особенно актуальным в начале 1940-х годов в Америке. В глазах медицины и общества женское тело в первую очередь было средством продолжения рода. В первые годы войны оно воспринималось как машина, которую можно настроить таким образом, чтобы она наилучшим образом выполняла свои функции. Благодаря улучшению федерального финансирования медицинских исследований, связанному с «Новым курсом» Рузвельта после Великой депрессии, ученые в лабораториях и клиниках стали делать новые открытия, касающиеся этиологии и эпидемиологии заболеваний. Однако тот факт, что наука пролила свет на некоторые из наиболее загадочных хронических болезней не искоренил деструктивные представления о женских телах, умах и жизнях. Идея того, что главная задача женщины — продолжение рода, все еще активно поддерживалась. В конце 1930-х годов, когда все тревожились по поводу снижения рождаемости, призывы к потенциальным матерям пополнять население не ограничивались «крестовыми походами» за социальное здоровье. Пронаталистские идеи пронизывали новые знания об одной из самых загадочных женских болезней — эндометриозе.
О симптомах эндометриоза, в том числе сильнейшей боли в тазу и животе, а также очень обильных менструациях, было известно с незапамятных времен. Однако мифы всегда преобладали над вниманием и мыслительным процессом.
За блуждающими матками, их удушьем, оваритами, тазовым сумасшествием, менструальным безумием и истерией на всем протяжении истории скрывался эндометриоз, невидимый и непонятый.
Его стали распознавать и изучать как отдельное заболевание в конце 1800-х годов, однако о биологических причинах задумались только в XX веке [17]. В начале 1920-х годов Джон Сэмпсон, гинеколог из больницы Олбани, изучил через микроскоп образцы тканей эндометрия, разраставшихся как кисты на яичниках и вокруг них. Он ввел термин «эндометриоз» в статье 1927 года, где описал результаты изучения 293 случаев на протяжении пяти лет [18]. Сэмпсон предположил, что менструальная кровь, содержащая частицы тканей эндометрия, иногда утекает обратно по маточным трубам и имплантируется на поверхности яичников и брюшины (оболочка, выстилающая брюшную полость), а затем разрастается и распространяется. Эта гипотеза о «ретроградной менструации» просуществовала несколько десятилетий, однако не объясняла, чем изначально вызвана патология. Эндометриоз был и остается «этиологической загадкой» [19] для недоумевающих гинекологов.
После того как Сэмпсон дал болезни название, известный бостонский гинеколог Джо Винсент Мейгс «работал и ломал голову» над эндометриозом. Мейгс специализировался на гинекологической хирургии и исследованиях с тех пор, как в 1919 году получил степень доктора медицины в Гарварде. После резидентуры в Массачусетской больнице общего профиля и Бруклинской бесплатной больнице для женщин (там с 1875 года оказывали медицинскую помощь бедным) Мейгс стал профессором гинекологии в Гарвардской медицинской школе. В итоге он обратил внимание на загадочный эндометриоз. Разгадать его тайны было в профессиональных интересах Мейгса, поскольку это позволило бы ему занять более высокое положение и завоевать репутацию арбитра знаний. В статье, опубликованной в 1938 году, ученый объяснил, что эндометриоз все чаще встречается среди его частных пациенток. Они, в отличие от женщин с низким доходом, лечившихся в государственных больницах, были состоятельными и ставили на первое место образование и карьеру. По мнению Мейгса, повышение распространенности эндометриоза «могло быть связано с поздним вступлением в брак и отсутствием раннего и регулярного деторождения».
После долгих лет работы и «ломания» головы Мейгс пришел к выводу, что эндометриоз — это «физиологическая реакция на непрерывные <…> менструации». Без перерывов на «нормальное» состояние беременности менструальные гормоны вырабатываются постоянно, что приводит к разрастанию тканей эндометрия за пределы матки. Поскольку эндометриоз якобы приводит к «явному снижению фертильности», молодые женщины с малейшими признаками этого заболевания, по мысли Мейгса, должны «как можно скорее выйти замуж и рано начать рожать детей». Он признавал, что «экономические трудности» того времени не способствовали желанию рожать, но если женщины не хотели стать «ненормальными», им следовало
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 114
