с ними побыть, ей интересно послушать, о чем они говорят, поучаствовать, высказаться наравне, а потом с Наташей и другими девчонками обсудить.
Сегодня она на «мелочь» обижается, брат чувствует это, смотрит виновато, но перед друзьями рисуется и продолжает с ней разговаривать свысока.
«Тоже мне, взял моду! Хотя и правда, зачем ему постоянно сестра под ногами. У парней свои разговоры». – Василиса с неохотой, но отходит в сторону, вздыхая про себя о тех временах, когда они были намного меньше и почти на равных… Хотя, конечно, нет, не на равных, их ведь разделяют целых три года. Интересно, как Игорь жил три года с родителями и без нее, и без Риты. Совсем один был. Ей никогда не испытать такие ощущения. Недавние мысли вернулись к ней.
Когда Василисе было около тринадцати, на одном из семейных праздников в доме брата отца ее усадили на краю стола. Отмечали юбилей ее дяди, дело было летом, сидели во дворе дома за длинными столами, щедро уставленными традиционными станичными яствами. Взрослые вели разговоры, поднимали рюмки и произносили тосты. Ребятня – Васькины двоюродные братья и сестры – сновали там и тут, мешали взрослым, играли в прятки, то и дело хватая со стола то вкусный пирожок, то круглую ватрушку.
Отец сидел рядом с братом, мама помогала женщинам ухаживать за гостями. А Василису усадили рядом с бабой Симой и наградили коляской с младшей сестрой. Так она и просидела почти весь праздник, приглядывая за сестрой и общаясь с бабушкой, пока та не отпустила ее побегать с другими внуками. Рита в коляске наотрез отказывалась лежать, как ее ни укачивали. Пришлось Василисе то и дело ее на руки брать. Малышка отталкивалась ножками от колен сестры, подпрыгивала, хохотала, улыбалась розовыми деснами и все норовила пальчиками за Васькины банты схватиться.
– Ба, а ты кого больше любишь? Игорька, меня или Риту? – тихо спросила Василиса у бабушки, поймав ее полный любви взгляд, обращенный на маленькую, похожую на живого розового пупса Маргариту. С трудом удерживая вертлявую сестру на коленях, Василиса прислонилась к бабусиному плечу и, не глядя ей в глаза, напряженно ждала ответа.
– Как – кого сильнее люблю? Это что ты придумала? Всех люблю одинаково! – Серафима Игнатьевна сердито глянула на внучку, обняла за плечи и чмокнула в макушку, растерявшись от вопроса. Ну вот как тут ответить?
Сама же сидела и вспоминала каждого из своих семерых сыновей. Как можно кого-то больше или меньше любить? Все они такие разные, непохожие, и каждый – твой единственный, самый любимый, для каждого есть место в сердце матери.
Как-то не задавали ей сыновья таких вопросов. Может, оттого, что мальчики, а может, просто некогда ей было с ними по душам-то говорить, то в доме, то со скотиной, то в поле – всюду работа была, и дети тут же все работали при ней.
Это сейчас она может вот так на лавочке сидеть, пока праздник вокруг, и с внучкой от старшего сына говорить. Кого же она больше любит? Да и внуков-то у нее, кроме как от Мишки, еще от шестерых сыновей. Богатая она бабушка, а быстро соображать так и не научилась.
– Знаешь, Васенька, я тебя люблю на целых двенадцать лет больше, чем Маргариту! – торжественно произнесла Серафима Игнатьевна, найдя наконец, что ответить.
– На двенадцать лет больше? – задумчиво протянула Васька.
– Ну конечно, я же тебя знаю дольше на двенадцать лет, и все эти годы очень люблю, а с Ритой только год назад познакомилась и люблю ее всего один год.
– Ну, бабуля! Вот ведь ты какая! – рассмеялась Василиса. Рита у нее на руках, заметив улыбающуюся бабушку и сестру, тоже залилась звонким смехом.
– И эти двенадцать лет, внучка, у нас с тобой навсегда останутся! – очень довольная своей неожиданной находчивостью, улыбаясь, добавила Серафима Игнатьевна.
Все приятели брата были и ее друзьями – во всяком случае, Василиса их таковыми считала. Это участь младшей сестры при старшем брате. Василиса ухаживала за Игорьком, а он за ней присматривал. Отводил в садик, потом в школу, днем брал везде с собой с малолетства. Мама не разрешала оставлять ее одну, а он хотел с ребятами играть, так вот и играли все вместе – с бесполезным «довеском» Василисой, которую Игорь таскал за собой, как хвост.
Так и сложился их неразлучный квартет – старый велик с «мужской» поперечиной-рамой и скрипящим на каждой кочке багажником, собранный для них отцом из остатков бог знает чьих древних велосипедов, худощавый белобрысый Игорек, чернявая Василиса и рыжий с подпалинами, чуть косолапый пес Юстас породы «благородный дворянин», как говорил про него отец.
Юстас с рождения был собакой непростой судьбы. Еще щенком он попал под машину, выкатившись на дорогу в неурочный час. Повредил переднюю лапу, на которую теперь чуть припадал, перемещаясь за их великом танцующей походкой. Он был рожден от чистопородной овчарки, принадлежащей одному из братьев отца, в результате ее большой любви с залетным гастролером – псом, который вместе со стаей прибился к их станице со стороны моря, где много бродячих собак шастают в поисках счастья, особенно по осени. Пока отец с братом были в море, овчарка ждала на берегу и дождалась, огорошив через несколько месяцев всю семью пушистым приплодом из трех забавных толстолапых щенят. Двоих забрали в другую станицу, а будущий Юстас, повредивший лапу, был никому не нужен, пока Васькина мама на одном из праздников в доме свата не влюбилась в смешного, похожего на медвежонка щенка, сжалилась и забрала его к себе домой.
Почему Юстас? Папа в то время увлеченно ловил все серии недавно вышедшего на экраны фильма про Штирлица. Позывной главного героя – Юстас и стал именем щенка, который все время куда-то норовил залезть. Шестилетняя Васька таскала его за собой в дом, в постель, в комнаты – его везде обнаруживали по маленьким лужицам. Папа ругался и приговаривал, наступив носком в след очередного щенячьего преступления: «Юстас никогда еще не был так близок к провалу». Так он и стал Юстасом, вырос в громадного лохматого пса – любимца всей семьи и недруга очередного петуха Молчуна.
Отец соорудил для него большую будку, в которой Юстас прятался от солнца и дождя, а днем, во время их с братом прогулок, всегда был рад составить компанию и охранял Василису на пляже, грозно рыча на приближающихся залетных родственников своего возможного отца.
Так они и носились по станице втроем плюс скрипящий велик, собирая ватагу