улетела, когда? А перед этим гроза была. Молния – в пусковую, и ракета ушла! Потом на самом деле, прилетаем на дивизион и видим: пусковая обгоревшая, ракеты нет. Спрашиваем: куда улетела? Отвечают: туда куда-то. Вызвали кубинцев, саперов, как я понимаю. Они поехали на своей машине, километра за полтора от дивизиона нашли эту ракету, она в воронке лежала. К счастью, не взорвалась. Кубинцы обложили ее тротилом и подорвали сами.
Ю. М. Морозов у разбитого вертолета. Куито-Куанавале, январь 1988 года
Сколько я помню, в Союзе никогда такого не случалось, чтобы во время грозы пусковая срабатывала. Ни в приказах, ни в рапортах такого не упоминалось нигде.
А как позже выяснилось, случилось это потому, что наши подсо-ветные забыли расстыковать разъем между пусковой и ракетой. В Союзе на такие случаи был конкретный приказ: во время грозы расстыковывать электрические цепи между пусковой и ракетой. До Анголы такой приказ, очевидно, на тот момент еще не дошел. И во время дежурства наших ПВО все это дело было подстыковано. Потом я им схемы рисовал прохождения сигнала, из-за чего такое могло случиться, докладывали вышестоящему командованию в Луанду. После этого случая по Анголе тоже издали конкретный приказ: расстыковывать разъемы между пусковой и ракетой во время грозы.
В книге Игоря Ждаркина[233] упоминается случай, когда стреляли по президенту Ботсваны, и тогда не сработал захват у ракеты. Это был второй такой случай. А первый произошел тоже в январе-феврале 1988 года. Был налет на пехотную, кажется, бригаду ФАПЛА, из всего, чего только можно. Меня в это время на дивизионе не было, по-моему, Зиновьев и Черемухин были на командном пункте. КП у нас был объединенный, там кубинцы были, ангольцы и наши. Тогда был совершен пуск по кубинскому МиГ-23. Пуск был, конечно, ошибочный, но захвата не произошло. А вот когда стреляли по президенту Ботсваны – почему там захват у «Печоры» не сработал, не знаю, меня в Анголе уже не было. Скорее всего, потому что, как и при мне, попытались регламентные работы возложить на ангольцев, будто они уже подготовленные, и ангольцы эти работы провели, но что-то сделали неправильно. У меня такое объяснение.
– Вопрос, который очень любят задавать и на который дают почему-то самые разные ответы: были ли конкретно с ангольской стороны жалобы на советскую технику, конкретно на «Печору»? Упоминаются случаи, что ангольцы писали жалобы прямо в Луанду, что техника плохая, асессоры не работают как следует, и нашим уже из Луанды звонили и ругались: что вы там не работаете? А наши специалисты и не знали, что на них пожаловались.
– Лично со мной такого не было. Но я могу это объяснить. Ангольцы рассуждали так: вы – специалисты, вас наняло наше правительство, так, пожалуйста, обслуживайте нашу – или свою – технику, а если вы ее плохо обслуживаете, так вот вам жалоба наверх.
Но в мою бытность там конкретных жалоб не было. Мне иногда задавали другие глупые вопросы: например, различаются ли поставки техники внутри Союза и на экспорт? То есть, волновались, что мы им сплавляем некачественную технику. Например, внутри станции два индикатора, в Союзе они применялись для совсекретной техники. Естественно, в Анголу такую технику не поставляли, поставляли попроще, но эти индикаторы тоже были, хотя и пустые. И вот они у меня спрашивают: а что это за индикаторы? Начинаешь им сочинять, для чего – типа аварийные или еще что-то. А они смотрят – нет, асессор, что-то ты нам не все говоришь! Вот такие были моменты.
– Среди Ваших подсоветных были яркие личности, которые действительно знали, за что они воюют, хотели что-то делать, хорошо работали? Среди офицеров, сержантов, солдат?
– Среди офицеров у меня были те, кто любил работать руками, рычаги нажимать, крутить штурвал и так далее. Как они по ночам любили танцевать, так и рычаги они любили нажимать, им это вместо танцев было, управление установкой. Самой крутой должностью у них считалась должность офицера наведения. Это считалось высшим шиком: выше него был только командир дивизиона, который сидел где-то в кабине. Каждый сержант мечтал стать офицером наведения.
Командир бригады, капитан – это же для них вообще был небожитель. И мы все – даже я, старший лейтенант, не говоря уже о советнике командира бригады, полковнике – были просто у-ух!
На нашу деятельность влияло еще и то, что приходилось решать много бытовых проблем для обеспечения элементарных условий существования, начиная от приготовления пищи, доставки воды, выпечки хлеба (этим тоже мы занимались, как это ни странно) и тому подобных вещей. Например, построить земляное укрытие (блиндаж) для обеспечения нашей же безопасности при наличии минимума необходимых строительных материалов. Никто кроме нас этим заниматься не стал бы. Как говорится, «спасение утопающих…»
В Анголе у нас сложились очень хорошие взаимоотношения с кубинскими военнослужащими. Они уважали «совьетико» как лучших друзей Кубы и братьев по оружию. Мы уважали их как лучших бойцов с высоким боевым духом, на которых можно положиться в тяжелую и трудную минуту. Собственно говоря, на кубинском контингенте военнослужащих все в Анголе и держалось. И в том, что Ангола отразила агрессию со стороны ЮАР, решающую роль сыграли кубинские войска.
Так вот, все значимые даты в истории наших стран, начиная со дня Независимости Кубы 1 января и заканчивая 7-м ноября с нашей стороны, мы отмечали вместе. Начиналось все с торжественных мероприятий по принятому в этих случаях протоколу, а заканчивалось общением в неформальной обстановке со всеми «атрибутами», необходимыми для данных мероприятий. Запомнились и наши спортивные баталии с кубинцами на волейбольной площадке. Кстати, у них в команде присутствовал олимпийский чемпион по волейболу (наверное, с московской олимпиады). Также мы оказывали необходимую техническую помощь и кубинским дивизионам, которые осуществляли необходимую противовоздушную оборону своих войск. Короче говоря, самые тесные, теплые и дружеские отношения.
Условия жизни в Менонге были более или менее сносные. Нам выделили отдельное одноэтажное здание. Правда, без особых удобств: водопровода не было, электричество подавалось утром, в обед и вечером, иногда приходилось сидеть без света, при свечах. Питались в советской миссии без особых изысков: тушенка, картошка, макароны, консервы и т. п. Спали под москитными сетками – своеобразная защита от малярийных комаров.
Тем не менее в нашей группе все переболели малярией. Надо сказать, что самочувствие (ощущение) ужасное: температура под сорок градусов, сильный озноб, плюс ко всему, сильнейшая диарея, которая заставляет через каждые 3-4 часа в течение суток бегать в туалет. А так как при этом ничего не ешь, а только пьешь жидкость, то при пустом желудке всего
