А вообще, гулять по улицам нам было запрещено. Один раз мы с женщинами с «Куки» пошли на рынок – они меня уговорили пойти с ними, поскольку я знала испанский, а языки ведь с португальским похожи. Рынок там совсем недалеко от «Куки». Вечером Саша приезжает и спрашивает: «Где ты была в течение дня?» Я ответила, что с группой женщин мы на рынок ходили. Он мне рассказал, что нас, оказывается, видел наш «молчи-молчи», особист, и приказал, чтобы это было в первый и последний раз. Так все наши походы прекратились.

На пляж нас возили. Все семьи собирались в автобус, с автоматчиками. Нас привозили на пляж, на определенный участок, и можно было два-три часа купаться, загорать.

– В воспоминаниях встречаются замечания, что специалисты из других стран, которые работали в Луанде, стремились попасть именно на советский пляж, потому что он охранялся.

А. С. – Так и было. Там вместе с нами были поляки, болгары, еще кто-то.

– По городу передвигались только на машинах?

A. С. – Да, на служебных машинах. Общественным транспортом пользоваться было запрещено.

B. Я. – Вроде бы и ничего страшного, но все равно ведь опасно, воюющая страна. Я когда прилетела в первый раз, увидела, сколько там голодных детей, мне их было так жалко! Саша мне говорил: только не открывай им дверь и никому ничего не давай! Я один раз одного ребенка все же угостила. А потом их стало все больше и больше, кто начал к нам приходить.

A. С. – Прихожу как-то на обед. Только вышел из машины, смотрю – елки-палки! Стоит очередь ангольских детей у моей двери! Ждут, пока она им вынесет еду. Я говорю: Валя, да, жалко, только их ведь всех не накормишь, одному только стоит что-то дать, и всё, сразу все пристают!

У них даже на разбор мусора была очередь. Стоят во дворе ящики, туда выносится мусор. Выкинул ты коробку в ящик, и кто первый стоит, ныряет в этот ящик, вытаскивает твою коробку и ищет там что-то. И никто без очереди не лезет.

B. Я. – Вообще, такой веселый и неприхотливый народ.

В первое время, когда я только прилетела, я просыпалась от их забав. Такое интересное прихлопывание в ладоши. С утра начинаются пляски, все пляшут.

Очень долго заплетают косички. Я смотрела на них и думала: когда же они работают? С утра пляшут и косички заплетают, потом исчезают днем, когда жарко, а вечером начинается активная жизнь, музыка, песни. На крышах веселятся, и до утра! Не знаю, что они там пили, пиво, наверное.

– Очень у многих совпадают впечатления от аэропорта, от самой Луанды – очень грязно.

A. С. – Это абсолютная правда! Город очень грязный, не знаю, как сейчас, но тогда… Дома остались от португальцев, в эти дома переселились ангольцы и перетащили с собой свои деревенские порядки. У них на балконах, у некоторых, жили свиньи! И вот представьте, едешь ты по улице, а с балкона льется эта жижа!

B. Я. – И очень опасно было ходить вдоль домов. Запросто мог кто-то вылить на тебя помои или выбросить что-нибудь. Даже наш дом, «Кука», он был спланирован таким колодцем треугольным, и этот колодец очень быстро заполнялся мусором. Выбрасывали просто из окон, кто-то выходил и выносил в ящики. Кубинцы подгонят свои огромные грузовики, уберут этот мусор, крыс, а походит два-три часа – и опять набрасывают. Для них это было нормально. Может, сейчас там и по-другому, не знаю.

A. С – Если сравнивать, то провинциальные города порой были чище столицы, причем намного. Я везде летал, и видел это. Уамбо, например, совершенно чистенький город.

– Валентина Яковлевна, вопрос к Вам: Вы какое-то время там тоже работали, чем занимались?

B. Я. – Недолго, в первый свой приезд, пока ребенка не было. Около полугода. Я работала в представительстве Аэрофлота. Работала с бумагами, факсы принимала, заказывала билеты. Другой работы там для женщин не было.

– Еще довольно часто поднимается вопрос о размерах оклада: те, кто служил там без жен, получали восемьдесят процентов, кто с женами – все сто. Это как-то можете прокомментировать?

A.C. – Дело было так. Когда прилетала жена, начинали из твоей же зарплаты выдавать местными деньгами – кванзами, которые сто лет никому нужны не были – большую сумму, чем если служил один. Семейные просто обязаны были брать на карманные расходы больше, чем одинокие. Без жены – пятьсот кванз в месяц, с женой – полторы тысячи, кажется, не помню точно.

В. Я. – Как таковых, денег мы там и не видели.

А. С. – Можно говорить, что мы там жили при коммунизме. Приходишь в магазин в миссии, берешь все, что тебе нужно, на тебя все это записывают. На кванзы покупать было нечего, если только фрукты, потому что в магазинах там все было по карточкам. Только в португальских магазинах что-то было в свободной продаже, можно было купить на кванзы. Сувениры, фигурки деревянные.

– Натуральный обмен не практиковался в столице?

A. С. – Между нами говоря, что называется.

B. Я. – Может быть, если бы мы поехали туда, будучи уже постарше и помудрее, лет в сорок, мы бы там экономили, старались бы беречь деньги. Те, кому было лет по сорок-пятьдесят, так и делали. У нас даже в магазине проверяли, кто сколько потратил денег, потому некоторые экономили вплоть до голодовки. Теперь-то я могу оценить, что иногда тратили деньги на глупости.

A. С. – Переводчики жили отлично. А некоторые советники действительно экономили уже просто… ну на всем. У нас там был один полковник – мы его называли «черный полковник», потому что он был очень гадкий. Он увидел однажды в магазине собачьи консервы. И спросил, почему они такие дешевые. Переводчики подшутили, сказали, что нормальные консервы, никто не признался, что они собачьи. Он взял, попробовал, банку съел – понравилось! А они еще и дешевые! И полковники стали просто ящиками покупать эти консервы.

B. Я. – Семьями мы жили очень дружно. Когда мужья уходили на работу, жены собирались вместе. Те, кто был постарше, помогали нам готовить, учили чему-то полезному. Пашку нам всегда было с кем оставить.