и потому погиб. Лозунги свободы, которые Наполеон похитил у Великой французской революции, не смогли обмануть большинство европейцев — они разгадали его агрессивные замыслы. В 1815 году Венский конгресс провозгласил Священный Союз монархов Европы. Именно он, Священный Союз, просуществовавший больше ста лет, утопил в крови Парижскую коммуну и первый Рабочий Интернационал Маркса — Бакунина. Гитлер обманул национал-социализмом только Германию и часть Европы — его притязания на мировое владычество не сбылись и сбыться не могли. Вот это и были «низкие» эпохи. Послушайте, я, католик и голлист, должен признать, что наибольшей притягательностью не только в XX веке, но и вообще в истории Европы обладал ленинский интернационализм… И знаете, о чем я порой думаю? Ведь Сталин дискредитировал ленинские идеи социализма и интернационализма, придал им настолько экспансионистский характер, что это в точности напоминает мне то, как церковь в средние века вывернула наизнанку идею христианского братства Пьера Дюбуа.
Мы вошли в святая святых — зал заседаний Национального собрания. В нем было безлюдно и тихо. «Перерыв истории на обед», — пошутил я. «Парламенты любят работать по ночам, — в тон ответил Годфруа. — Про обеды помним, про ужины чаще забываем».
В августе 1954 года в этом зале, быть может, решалась судьба Европы и мира. Оглядываясь на то далекое уже событие, невольно задумываешься: почему первая же послевоенная попытка создать «единую Европу» привела тогдашний политический класс Запада опять к идее кулака? Французскому парламенту первому предстояло высказаться «за» или «против» создания Европейского оборонительного сообщества (ЕОС). «За» означало бы ремилитаризацию Западной Германии, вызов народам, которые, разгромив фашизм, сами еще далеко не залечили ран…
И тут у нормандского фермера Пьера Годфруа возникало немало сомнений, потому что он-то знал, что такое война. Военнопленный в Германии. Побег. Пойман и отправлен в концлагерь строгого режима — неделю везли куда-то на Восток. Разобрался уже на месте: где-то подо Львовом, концлагерь в местечке Городок. Опять совершил побег. Он уже перевалил через Карпаты, когда его настигла погоня… На сей раз упрямого нормандца заслали во «Львовский шталаг» — лагерь для смертников, откуда убежать было невозможно. Но он убежал! И эта третья попытка, наконец, оказалась удачной. В свою деревушку Лест он принес на подошвах ботинок землю всей Европы — украинскую, венгерскую, болгарскую, итальянскую… Написал книгу о пережитом. Она и стала его первым шагом в политику, в которой он уже сделал свой выбор: голлизм.
Вот почему автустовскими вечерами 1954 года фермер Пьер Годфруа с замиранием сердца сидел у приемника, слушая прямые трансляции из Национального собрания.
— Проголосовав против ЕОС, Франция поставила Европу перед новым выбором. Каким? Я это понял много позже, когда предпринял свое второе путешествие по Европе — на сей раз в ее историю. Так вот, вся история Европы, если хотите, это история борьбы двух разновидностей эгоизма: центробежного и центростремительного. Первый я называю «эгоизмом Эллады»: древние греческие государства в роковую минуту умели объединиться против персов, но потом снова дробились и поднимали меч друг на друга. А второй — это «эгоизм Рима»: подмять всех под себя, навязать свою волю, свой миропорядок. Великий Рим нес свободным народам не столько просвещение, сколько идею классового общества, рабства. Сколько раз это повторялось в судьбе Европы в том или другом варианте в самые разные века! Наш континент похож на большой муравейник малых народов, никогда не умевших жить единой семьей. Трагедия европейской болезни — в причудливом переплетении «римского» и «эллинского» эго…
— А может быть, третьего и не дано?
— Ну кто вам сказал? Человечество растет и мудреет. Вы думаете, на пустом месте родилась деголлевская идея Европы от Атлантики до Урала? Да сотни светлейших умов, людей, которых мы почему-то зовем утопистами, думали над этим!
По книжке Пьера Годфруа можно составить внушительный список тех, кто с далеких времен выдвигал идею «объединения Европы». Вот, например, король чехов Йиржи Подебрад. Через десять лет после падения Константинополя он предложил создать христианский европейский союз против турок и одновременно разработал интереснейший проект нового европейского устройства с общим парламентом всех стран. Кто его тогда в Европе поддержал? Всего два государства: Польша и Венгрия.
А французский король Генрих IV задумал европейскую республику из пятнадцати штатов, с политическим советом во главе, куда каждая нация делегировала бы своих избранников.
Томас Пэн, «крестный отец» Соединенных Штатов Америки, вслед за проектом ее конституции взялся разрабатывать проект для Соединенных Штатов Европы, куда включил не только Россию, но даже Турцию.
— Во всех этих проектах, — говорил Пьер Годфруа, — чувствуется влияние трактата Пьера Дюбуа «О возвращении земли обетованной». Но вот парадокс: чем просвещеннее становилось человечество, чем больше накапливало оно индустриальных сил, тем больше удалялось от своей мечты. Особенно в Европе. Капиталистическим странам достало сил, чтобы надолго изолировать вашу революцию в одной стране. Но и вам хватило сил, чтобы разбить самую черную, фашистскую орду. Квиты. Статус-кво. И чем иным была «холодная война», как не попыткой сломать этот статус-кво? В августе 1954 года Европа устами Франции сказала «нет» войне. Парламенты других стран не стали даже голосовать за Европейское оборонительное сообщество: без Франции око не имело смысла. Так впервые за свою историю Европа отбросила «римское эго». Но и жить раздробленно, как эллинские острова, наши страны больше не могли… Вот почему вместо Европейского оборонительного сообщества родилось Европейское экономическое сообщество, что представляло собой, если хотите, половину пути от Атлантики до Урала…
— Ну, а НАТО? — спросил я и спешно добавил: — А Варшавский Договор?
— НАТО — союз атлантический, и кто же, как не де Голль, вывел из его военной структуры Францию, при этом всячески укрепляя ЕЭС? Пожалуй, это было началом нашей европейской перестройки. Помяните мое слово: логика вашей перестройки приведет вас, во-первых, к поиску контактов с ЕЭС, во-вторых, к уменьшению вашего военного присутствия в соседних восточноевропейских странах, что поставит перед новым выбором и наш Атлантический союз…
Он провидец, депутат Пьер Годфруа: все это уже произошло или происходит!
Когда мы снова увиделись через три года — Эйфелева башня, разодетая, словно елка, светилась на весь Париж цифрами «1990», — Годфруа снова поднял бокал «Депутатского»:
— Итак, «пала» и Берлинская стена… Пусть это будет тост за Европу!
«История есть выбор между коммуникациями и катастрофой», — сказал однажды лауреат Нобелевской премии, создатель международной организации по защите прав человека «Эмнисти интернэшнл» Шон Макбрайд. Мы когда-то с этой организацией, мягко говоря, не дружили. Она обличала нас, мы — ее. Я встретился с Макбрайдом как раз в тот момент, когда у нас дома только что
