Часть разорванного рубля — вещественный пароль для связи с «гостями» из-за границы.

Через тернии

Как видно на примере Юрия Иванченко, а к слову сказать, и в большинстве других случаев, националисты пытаются подыскивать себе возможных сообщников преимущественно среди людей, «обиженных» Советской властью или хотя бы «потенциально угрожаемых». В умы иностранных вербовщиков не укладывается, что, кроме чисто личных, корыстных интересов, есть ещё чувство патриотизма, национального сознания, в конце концов чувство собственного достоинства, которые преобладают над личным и обусловливают непредсказуемые националистическими индивидуалистами поступки.

Для провокаторов из националистического центра критериями надёжности кандидатов в сообщники стали реальные или сфальсифицированные факты репрессий со стороны советских судов, ограничения, оскорбления, непризнание способностей или просто несбывшиеся надежды и неиспользованные возможности.

«Проходной картой» для изъявления доверия Иванченко стала «ликвидация энкавэдистами» его отца, как с лёгкой руки оуновца Яна-Гордона было сообщено проводу ОУН. В колоде таких карт у Билинского-Стефана козырной оказалась его, хоть и далёкая, но всё же принадлежность к семье «самого» Романа Шухевича.

Из втянутых в националистические сети участников группы Стефана практически все оказались отмеченными печатью прошлой принадлежности в молодые лета к националистическим организациям, судимостью и тому подобное. Это, прежде всего, наделённые доверием зарубежного провода ОУН руководители так называемой подпольной группы на Украине Дорошенко-Святослав Панчишин и Мирон-Гресь-Петро.

В 1944 году Святослав Панчишин с волной битых фашистских оккупантов бежал в Вену, устроился на учёбу в университет. Когда пришла Советская Армия, уклонился от регистрации как гражданин СССР, более того, стал на путь ведения подрывной работы против своей Родины. Это и привело его на скамью подсудимых. Выйдя на свободу, он получил высшее образование, стал неплохим врачом, хирургом-травматологом, затем заведующим отделением в областной больнице. Казалось бы, работай, твори, неси людям добро и милосердие.

Но со временем имя Святослава Игнатьевича Панчишина снова начало отмечаться бандеровскими функционерами на все лады. Он заинтересовал их не как специалист-врач, а как «надёжный», с точки зрения ОУН, человек. «Надёжность» Панчишина обосновывалась отнюдь не «героической оуновской деятельностью» — он никакого участия в этой деятельности не принимал и принимать не собирался. Зарубежных ловцов «своих людей» Святослав Панчишин заинтересовал как «жертва репрессий», а ещё тем, что его родной дядя Мариан Панчишин, профессор медицины, в 1941 году стал членом несколько-дневного «краевого правления» Ярослава Стецько во Львове.

Бандеровская служба безопасности пристально переговорила с сыном Мариана Панчишина Юрием, который после войны переехал в Соединённые Штаты Америки, и тот, видимо, тоже охарактеризовал своего двоюродного брата, как «оскорблённого» Советской властью. Этого, очевидно, оказалось достаточно, потому что ему начали поручать выполнение задач её провода ОУН-р. Наконец в августе 1976 года Святослава Панчишина вызвали в Польшу (это было совсем не трудно, потому что в Варшаве и Вроцлаве живут его родные тёти по матери) и без больших осложнений договорились про дальнейшее развёртывание подрывной антисоветской деятельности на территории Украины.

«Удачный выбор» кандидатуры Святослава Панчишина одобрил и Ярослав Стецько, которому доложили, что это племянник н «того самого Панчишина», члена стецьковского правительства 1941 года.

Одобрение Стецько и его личный интерес к племяннику своего бывшего министра сделали своё дело. Уже в 1978 году Святославу Панчишину было предложено всю националистическую работу на Украине взять в свои руки. Обратил внимание на Панчишина и нынешний председатель провода ОУН Василь Олеськив. При встрече в 1978 году со Стефаном в Париже он пришёл к выводу, что Святослав Панчишин уже созрел к тому, чтобы его официально привлечь к выполнению самых сокровенных задач зарубежного центра.

Можно считать, что Стефан опередил Олеськива, потому что ещё в январе того же 1978 года при встрече в Польше говорил с Панчишиним о приёме «нелегалов» из-за границы, указания которых должны быть обязательными для исполнения. Тогда же они договорились о пароле («гость» из-за границы: «Не занимаетесь ли вы филателией?»), его вещественные подтверждения (обусловленная листовка с почтовой маркой) и о других шпионско-конспиративных премудростях.

Пользуясь предоставленными ему полномочиями и исходя из своих собственных соображений и амбиций, Стефан в следующем году вышел с предложением о включении Дорошенко (так в то время стал называться Святослав Панчишин) в состав главного суда ОУН, «поскольку потребности революционной борьбы могут поставить на повестку дня вопрос о суде над предателями и провокаторами».

Впоследствии в кругу своих приближённых Стефан объяснял, что, выходя с таким предложением, он стремился, с одной стороны, к повышению роли и веса возглавляемой им организации в крае, а с другой, к тому, чтобы получить через будущего члена организационного суда доступ к святая святых тайн карательного органа Организации украинских националистов.

С предложением Стефана провод ОУН согласился, и с 1980 года Святослав Панчишин-Дорошенко стал именоваться членом главного суда ОУН-р.

Очень интересное письмо из Украины от Греся-Мирона пошло в адрес Стефана в июле 1983 года. В нём писалось: «После ознакомления с решением БС ОУН относительно СБ более внимательно пересмотрели состояние нашей безопасности, переложили эти функции на известного вам Дорошенко.» Был в этом письме и конкретный запрос-просьба к высшему руководству главного суда и службы безопасности ОУН: «Необходимы опыт и знание методов работы противника, чего, собственно, не хватает. Поэтому мы заинтересованы в получении советов и помощи от вас.»

Как сообщили Стефану, на Шестом большом сборе ОУН, который состоялся в конце 1981 года, Дорошенко был утверждён членом провода ОУН-р, а ещё перед сбором председателем организационного суда в крае.

Из отдельных поручений и рекомендаций зарубежного провода прояснилось основное направление работы Дорошенко, которое практически сводилось к ведению тотальной разведки: экономической, политической, военной, и такого же тотального поиска «вражеской агентуры» и «решения вопросов безопасности» вокруг основных «ячеек организации в крае».

Одна важная деталь: в 1976 году Святослав Панчишин, находясь в Польше, передал Стефану описание подобранных тайников на Лычаковском кладбище и в багажном отделении железнодорожного вокзала во Львове.

16 января 1984 года Панчишин-Дорошенко после надлежащей проверки прибыл к одному из тайников и забрал немалый пакет. Как оказалось, это были две коробки с восковой бумагой, книга с закамуфлированными десятью фотоплёнками и инструкциями, и другие материалы к ранее полученному множительному аппарату «Ронео-270».

Манипуляции «члена провода ОУН Дорошенко» возле тайника были сняты на фото- и киноплёнку. К сожалению, для полного комплекта не хватает кинодокументальной съёмки закладки в тайник пакета посланцами зарубежного центра. Это им удалось сделать незамеченными.

Главарями оуновского провода неоднократно ставился вопрос о желательности личной встречи с Дорошенко. Была об этом речь и после смерти Стефана, и после смерти Ярослава Стецько. Однако