– Акмарал, ты говорила, что коляски были переданы отделениямSARCв Дамаске, Сувейде и Алеппо. А каким конкретно детям? Кто-то знал заранее, что получит их?

– Да, мы отвезли их в три города. Во всей Сирии есть необходимость в этих средствах передвижения. Вопрос, кому передать эти средства, я оставила на усмотрение Красного Полумесяца. Попросила только, чтобы это были дети из малообеспеченных семей. В Дамаске и Алеппо никто не был предупрежден заранее. Родители привезли детей в реабилитационные центры Красного Полумесяца на плановые процедуры, и мы вручили им коляски прямо на месте. В Сувейде же их попросили приехать в офис SARC, и мы передали груз там. Несколько колясок, в особо тяжелых случаях, доставили по домам.

– А дети были какого возраста?

– Разного: пятилетний ребенок, семилетний, 11-летний. Но в основном – до 14 лет, потому что коляски предназначались для детей от 5 до 14 лет. Они сборные, их размер может регулироваться в зависимости от возраста ребенка. Если, например, пятилетний малыш получил коляску, то он до 14–15 лет может ею пользоваться. Коляски эти достаточно качественные и удобные.

– А как родители встречали вашу помощь?

– Конечно же, с большой благодарностью. Сначала они даже не понимали, кто мы и откуда, поскольку их никто не предупреждал, не готовил к моему приезду. Я рассказывала, что это помощь из Казахстана. Они удивлялись, радовались и благодарили, потому что всех этих детей, которые не могут ходить самостоятельно, родители носят на руках. Ты можешь себе представить, насколько тяжело, например, 10- или 14-летнего ребенка носить на руках? Это большая ноша для родителей.

– Расскажи про детей. Какие эмоции были у них?

– Только по приезде в Дамаск я узнала, что не всем детям, которым оторвало ноги в результате подрыва на минах, подходят инвалидные коляски. Им нужны протезы. Поэтому большую часть колясок мы раздали детям с ДЦП.

Это особые дети. Несмотря на то что их эмоции бывает трудно сразу угадать, было видно, что они счастливы. Они очень легко шли на контакт, начинали мне что-то рассказывать, жестикулировали, выражали свои эмоции. И они все улыбались. Это было удивительно. И еще они все пытались меня обнять.

Дети же, которые пострадали от подрыва на минах, те, кому была нужна коляска, вначале смотрели настороженно, молчали. Они не сразу понимали, что происходит, но, когда мы подкатывали к ним коляски и усаживали их, конечно, тут была неописуемая радость. Они начинали двигаться и ездить туда-сюда, по их лицам расплывалась улыбка.

Знаешь, ради этого стоило преодолеть все бюрократические преграды, пролететь такие расстояния, испытать усталость. Увидеть в итоге улыбки этих детей. Это, конечно, счастье.

– Ты знала кого-то из этих детей лично?

– В прошлогодней поездке в Сирию я встретила 13-летнего Нуруддина в Дамаске. Мы шли по улице и увидели мальчика без ног, он ходил на руках, я попросила оператора снять его на камеру. Показала его потом в своем репортаже и в фильме. Меня поразили его глаза. Бывает такое, посмотришь человеку в глаза – и сразу становится все про него понятно, все страдания, которые он пережил, чувствуешь как свои. Нуруддин – красивый мальчишка, глаза у него необыкновенно серые, глубокие. Я вдруг его увидела большим взрослым человеком, каким он мог бы быть, – красивым парнем, мужчиной. Представила, какую он мог бы создать семью… Какие у него были бы дети… У меня слезы навернулись, и я почувствовала этого ребенка своим, родным. Мальчишка не выходил у меня из головы все это время. Моей главной целью стало найти его.

– И ты нашла его, Акмарал?

– Да! Я его нашла в последний день пребывания в Дамаске. В самом начале миссии я попросила сотрудников Красного Полумесяца оставить одну коляску, и они держали ее у себя до последнего, на тот случай, если нам удастся найти Нуруддина. И мы его нашли! Я догадалась спросить о мальчике у профессора Сами Мубаеда, который жил в этом же районе старого Дамаска. Как раз в этот день я брала у него интервью. Профессор сказал, что знает, о ком идет речь, и что Нуруддина любят все жители района. Так мы нашли его.

– Нуруддин тебя вспомнил, когда вы приехали?

– Да, конечно, когда мы приехали, мальчик меня вспомнил. Мы же не просто сняли его в прошлом году – я разговаривала с ним. Спросила, не против ли он, если его будут показывать по телевизору. Также расспросила Нуруддина через переводчика, почему он остался без ног. Мальчик рассказал, что в их дом попала ракета, когда ему было 7 лет. Признался, что не ходит в школу, якобы обиделся на учительницу, которая обижает его сестру. Мне показалось, что причина не в этом – наверное, его дразнили в школе.

В этот раз мы зашли к нему домой. Старый дом, всего две небольшие комнаты, в которых живет семья из 15 человек. Мы застали только его мать – очень красивую молодую женщину со светлым лицом и большими темными добрыми глазами. Она не захотела ничего говорить, что и понятно: и так видно, какая у них жизнь. Действительно, их жилище дышит на ладан, внутри сыро, мебели нет, только матрацы на полу, какая-то утварь.

Оператор стал собирать коляску, это заняло определенное время, а мальчик терпеливо ждал. В конце, когда мы прощались, я его обняла и поцеловала, он засмущался. Когда же оператор его обнял, Нуруддин обнял его за шею и не отпускал долго, держал так крепко. Оператор Тимур не выдержал и заплакал.

Я его потом отругала, поскольку по отношению к таким людям нужно проявлять готовность помочь, но нельзя показывать, что испытываешь жалость.

Сейчас у меня новая цель – купить Нуруддину бионические протезы. В Сирии производят простые пластиковые протезы. Однако они натирают культю, и к концу дня человек испытывает сильную боль. А бионические протезы – легкие и удобные. Но очень дорогие.

– Печально, конечно… С какими мыслями ты возвращалась домой?

– С мыслями о том, что 30 колясок для такой страны, как Сирия, масштаб разрушений и человеческих трагедий которой просто катастрофичен, – это очень мало. Это капля в море. И еще думала о лицемерии западных стран, которые так много говорят о гуманизме, но на самом деле… Международные организации, та же ООН, передают гуманитарную помощь, например, только в Идлиб, который оккупирован сейчас террористическими группировками и боевиками так называемой вооруженной оппозиции, их поддерживает Турция. При этом представители этих организаций даже