Фима остановил машину.

Лейтенант, подняв руку, остановил колонну.

На секунду все замерло, только девочка продолжала подгонять отставший транспорт. Наконец замолчала и она. Теперь только кузнечики стрекотали в траве.

Беззвучно проплыл в вышине коршун, высматривая добычу.

Фима под косым взглядом водителя положил коробку на сиденье и вылез на подножку.

Увидев две шпалы, младший лейтенант, хромая, поспешил к кабине, отдавая честь.

– Товарищ подполковник государственной безопасности, – закричал он на всю степь. Кузнечики замолкли.

– Стоп! – прервал не начавшийся доклад Фима. – Куда путь держим?

Вдруг лейтенант рванул из кобуры ТТ.

– Диверсанты! – завопил он. – Оружие к бою!

Испуганный отряд навел винтовки на грузовик.

– Руки вверх! Оружие ложьте!

– Что вперед? – брезгливо спросил Фима. – Руки или пистолетики? – Он длинно сплюнул, так, что смачная мокрота долетела до лейтенантских голых стоп.

Моня судорожно протирал очки, чтобы насладиться представлением. Его попутчики равнодушно смотрели сверху на еле стоящих солдат.

– Смирно! – так прогремело над степью, что коршун моментально исчез. – Винтовки к ноге! Ты, вошь гребаная, почему одет не по форме? По трибуналу соскучился?! – Дальше Фима употребил короткую реплику на пару минут, в которой не было ни одного печатного слова. Оттого что Фима заикался, мат выглядел еще живописнее.

Девочка даже закрыла уши ладонями.

– Товарищ подполковник, – заплакал лейтенант, размазывая слезы, и сразу стало видно, что это почти мальчишка, – фронт под Моздоком прорван. Сапоги выдали новые, у меня теперь стерты ноги. Я должен найти штаб полка, меня только позавчера ночью привезли на передовую…

Фима слез с подножки и начал прохаживаться вдоль неровного строя, состоящего преимущественно из пятидесятилетних новобранцев. Босой лейтенант, чуть отстав, плелся за ним.

– Сержант, – скомандовал Фима водителю, – научи лейтенанта портянки накручивать, а то смотреть противно. Обозу двигаться дальше в тыл. Направление по моей руке, – и Фима выбросил перед девочкой указующую длань. – Остальные в машину!

Через минуту полуторка запылила дальше.

– Чего везем? – спросил солдат у одетого в комбинезон разведчика-диверсанта.

– Динамит, – коротко ответил он.

– Ну и шутки же у вас, товарищ! – подпрыгивая на ящике с толовыми шашками, обиделся солдат.

Тяжело вздохнув, полуторка остановилась у входа в длинный барак, точно напротив вывески «5-й промысловый участок треста Майкопнефть имени XVII съезда ВКП(б)». Над дверью традиционно торчал портрет Сталина с двумя перекрещивающимися, но выцветшими почти добела красными флагами.

Пока оседала пыль, поднятая машиной, из барака, не торопясь, просочилась сменная бригада, человек двадцать. Вперед вышел явно бригадир, тучный кавказец в темно-синей спецовке на голое тело. То, что он начальник, не вызывало сомнений, он был единственный в не замазанной нефтью одежде и с торчащими из верхнего кармана очками. Но загар у него был не меньше, чем у рабочих.

Из кабины, не спеша, вывалился Фима. Солдаты в кузове радостно улыбались, будто их привезли на побывку. Десантники, как обычно, сидели с отсутствующим видом. А Моня традиционно протирал от пыли очки.

– Майор Калоев, – отдал честь Фима.

– Начальник участка Вагиф Аликперов, – ответил кавказец.

– Имею предписание от Военного совета Юго-Западного фронта о вашей эвакуации и уничтожении работающих скважин.

– Какое уничтожение? – закричал начальник. – Ты, полковник, паникер, да? Я утром звонил в трест. Сказали: «Вагиф, работай, как работал», да. Не дам ничего взрывать, катись отсюда. Как приехал, так и уехал, да.

– Ты, чучмек нефтяной, – закипел Фима и перешел на азербайджанский. – Киждылах![19] В твоем тресте сидят враги народа. Фашисты прорвали фронт. Или я тебя сейчас расстреляю, или будешь мне помогать. Когда появятся немцы, поздно будет взрывать! Нет, считай, что здесь нас не было. Сам справишься? Гэрдеш?[20]

– Олды[21], начальник, – поник бригадир, – как скажешь, да.

Вокруг на всем обозримом пространстве кивали металлическими головами нефтяные качалки, сливая добытую нефть в специальные бассейны. Но неподалеку от барака стояла единственная вышка со сложной системой труб, металлических кранов и запоров. У этой вышки нефть не сливалась, а текла в специальный резервуар, из него – в трубопровод, уходящий по степи на восток.

– Рекордсменка, – показал на вышку Моня. – Более полутысячи тонн в сутки «белой нефти».

– Что это означает? – буркнул Фима.

– Самая чистая нефть в мире, можно даже без ректификации разливать как горючее в танковые баки. Так понятно?

– Вот и думай, Моня, как эту вышку так ущучить, чтобы немцы восстановить не смогли.

По всей многогектарной территории участка полуторка развозила взрывчатку. Солдаты разгружали ящики с толом, диверсанты методично минировали территорию, создавая общую сеть. Рабочие складывали перед бараком инструменты и свои деревянные рундучки, готовясь к эвакуации. Моня с начальником участка ходил вокруг вышки, причем у кавказца было такое лицо, будто он попал на похороны любимого друга.

– Что-то меня обстановочка не вдохновляет, – высказался примкнувший к ним Фима. – Эй, младшой, – позвал он лейтенанта, – ну-ка, как самый молодой, слазь наверх, я тебе бинокль дам, только не урони. А сверху посмотри, что там, – Фима махнул рукой в сторону условного фронта, – делается.

Работа заканчивалась, вернулся грузовик, в котором осталось несколько ящиков с толовыми шашками. Диверсанты с разных концов раскручивали катушки с проводами, ведя их за барак, где несколько бойцов успели соорудить глубокий окоп.

Степь вновь во всю мочь застрекотала и засвистела. Небо потеряло синеву. Близился вечер. Вот тут, нарушая такой сказочный сюжет, скатился с вышки младший лейтенант. Наученный горьким опытом, он подлетел к Фиме с вытаращенными глазами и шепотом просипел:

– Немцы!!!

– Где и сколько?

– Точно не рассмотрел.

– Вот и ползи обратно, смотри и докладывай!

– Тревога! – объявил Фима, пока лейтенант взбирался обратно. – Личному составу собраться на площадке.

И хотя он не объявил, на какой площадке, всем было понятно, что она там, где находится командир.

– Шесть мотоциклов разведки, – кричал уже сверху лейтенант, – расстояние до четырех километров, скорость небольшая, за ними колонна. Первый в колонне танк, дальше два гусеничных бронетранспортера и два крытых грузовика…

– Оставайся на посту! – в ответ приказал Фима. – Свой транспорт имеется? – он повернулся к начальнику участка.

– Нет, нас привозят на смену.

– Беги к телефону, докладывай в трест обстановку! Радист, сообщи в штаб фронта: встречаем моторизованную разведку немцев, принимаем бой. А вы, дорогие нефтяники, дуйте отсюда.

Потеряв всякий интерес к гражданским, Фима продолжал командовать.

– Приготовиться к ликвидации скважин! Взрыв только по моей команде! Взвод, подготовить позиции и залечь! Приказываю: когда появятся мотоциклисты, выбрать каждому свою цель. По одному вражескому экипажу! Рассчитаться слева направо! Стрелять только по моей команде! Кто нарушит – под трибунал! Товарищ Левинсон и товарищ Аликперов! Вам пятнадцать минут на подготовку последней скважины к взрыву. Даю вам для помощи бойцов, – и Фима отсек тройку от полувзвода из пятнадцати пожилых солдат.

Моня посмотрел на часы. Было двенадцать минут восьмого. Солнце все быстрее катилось к западу. Нефтяное поле находилось в углублении, поэтому немцы, вероятнее всего, через десять минут появятся на гребне напротив…

Двенадцать оставшихся солдат Фима разделил на двойки, чтобы каждой паре досталось по мотоциклисту.

– Бить будете в упор, – предупредил он. – Стрелять умеете?

– Товарищ подполковник, – обиделся самый старший, дед с крестьянской бородой, – мы сибирские, охотничья артель имени товарища Семашко, белку бьем в глаз.

– Хоть в чем-то повезло, – резюмировал Фима. – Тогда, если команды не услышите, бейте с двадцати метров, когда в очках глаза увидите. Один по мотоциклисту, второй по пулеметчику. Понятно?

– Чего здесь может быть неясно, – прогудел дед. – Пошли, ребята.

Во время этого совещания диверсанты деловито разобрали автоматическое