выдумалось дать тебе настоящего мужа

и на рояль положить человечьи ноты.

Если вдруг подкрасться к двери спаленной,

перекрестить над вами стеганье одеялово,

знаю —

запахнет шерстью паленной,

и серой издымится мясо дьявола.

А я вместо этого до утра раннего

в ужасе, что тебя любить увели,

метался

и крики в строчки выгранивал,

уже наполовину сумасшедший ювелир.

В карты бы играть!

В вино

выполоскать горло сердцу изоханному.

Не надо тебя!

Не хочу!

Все равно

я знаю,

я скоро сдохну.

Владимир Маяковский.

«Флейта-позвоночник» (отрывок), 1915

Глава 4

Залатая галава… Мезальянс Есенина и Дункан

Не гляди на ее запястья

И с плечей ее льющийся шелк.

Я искал в этой женщине счастья,

А нечаянно гибель нашел.

С. Есенин. Пой же, пой

В начале 1922 года была открыта первая в России международная воздушная линия компании Дерулюфт, перевозившая пассажиров по маршруту Москва – Кенигсберг. В репортерской заметке об этом писали: «Аппарат с виду точно игрушечка. Каюта, в которую ведет дверь с каретным окном, похожа на вместилище старых дилижансов: друг против друга два мягких дивана на шесть мест… Путь от Москвы до Кенигсберга приходится в 11 часов с остановками в Смоленске и Полоцке».

Тогда же, в мае 1922 года, в Европу из Москвы улетали Сергей Есенин и Айседора Дункан. Есенин сильно волновался и переживал. Дункан, по обыкновению заботившаяся о нем, как о ребенке, прихватила с собой корзинку с лимонами, чтобы поэта не укачало. Внезапно Айседора спохватилась: случись что, все-таки пробный рейс, а она не оставила никакого завещания. Илья Шнейдер, бывший у Айседоры Дункан переводчиком и секретарем, вытащил из полевой сумки блокнот и ручку. Айседора торопливо написала, что в случае ее смерти наследником остается муж – Сергей Есенин.

– Но ведь вы летите вместе, – смущенно заметил Шнейдер, – если произойдет катастрофа…

– Ах, я об этом не подумала, – расхохоталась Дункан и дописала еще одну фразу: «А в случае его смерти моим наследником является мой брат Августин».

Воздушное сообщение Москва – Кенигсберг

Об отношениях Есенина и Дункан ходило много слухов. Знакомые поэта, оставившие о нем воспоминания, по-разному отзываются об Айседоре. Эта глава будет почти целиком состоять из воспоминаний о жизни поэта с известной во всем мире танцовщицей и его предпоследней женой – Айседорой Дункан.

Илья Шнейдер, который, напомню, состоял при Дункан секретарем и переводчиком, вспоминал: «Однажды меня остановил прямо на улице известный московский театральный художник Георгий Богданович Якулов. Он был популярен, оформлял в те годы премьеры крупных московских театров.

– У меня в студии сегодня небольшой вечер, – сказал Якулов, – приезжайте обязательно. И, если возможно, привезите Дункан. Было бы любопытно ввести ее в круг московских художников и поэтов.

Я пообещал. Дункан согласилась сразу. Студия Якулова помещалась на верхотуре высокого дома где-то около “Аквариума”[3], на Садовой. Появление Дункан вызвало мгновенную паузу, а потом начался невообразимый шум. Явственно слышались только возгласы: “Дункан!” Якулов сиял. Он пригласил нас к столу, но Айседора ужинать не захотела, и мы проводили ее в соседнюю комнату, где она, сейчас же окруженная людьми, расположилась на кушетке. Вдруг меня чуть не сшиб с ног какой-то человек в светло-сером костюме. Он промчался, крича: “Где Дункан? Где Дункан?”

– Кто это? – спросил я у Якулова.

– Есенин… – засмеялся он.

Я несколько раз видел Есенина, но тут не сразу успел узнать его. Немного позже мы с Якуловым подошли к Айседоре. Она полулежала на софе. Есенин стоял возле нее на коленях, она гладила его по волосам, скандируя по-русски:

– За-ла-тая га-ла-ва…

Трудно было поверить, что это первая их встреча, – казалось, они знают друг друга давным-давно, так непосредственно вели они себя в тот вечер…

Роста он был небольшого, при всем изяществе – фигура плотная. Запоминались глаза – синие и как будто смущающиеся. Ничего резкого – ни в чертах лица, ни в выражении глаз.

…Есенин, стоя на коленях и обращаясь к нам, объяснял: “Мне сказали, Дункан в “Эрмитаже”. Я полетел туда…” Айседора вновь погрузила руку в “золото его волос”… Так они “проговорили” весь вечер на разных языках буквально (Есенин не владел ни одним из иностранных языков, Дункан не говорила по-русски), но, кажется, вполне понимая друг друга.

– Он читал мне свои стихи, – говорила мне в тот вечер Айседора, – я ничего не поняла, но я слышу, что это музыка и что стихи эти писал гений!

Было за полночь. Я спросил Айседору, собирается ли она домой. Гости расходились. Айседора нехотя поднялась с кушетки. Есенин неотступно следовал за ней».

Есенин и Дункан с того первого в их жизни вечера уехали вместе. Такси в Москве еще не было. Рано утром на Садовой возле «Аквариума» они прыгнули к извозчику и всю дорогу, как пишет Шнейдер, Есенин не выпускал руки Айседоры. Так начался их страстный, невероятный роман.

Танец Айседоры Дункан

Дункан приехала в Россию 24 июня 1921 года. Это было далеко не первое ее путешествие. Ее мировая слава почти померкла. Она была невероятно талантливой женщиной, одержимой идеей обновления классического балета. В 1921 году ей было 43. «Оказавшись к весне того года буквально в мертвой точке, ощущая свою ненужность, пережив трагическую гибель детей, брошенная всеми знаменитыми мужьями и последним любовником, Дункан сходила с ума от одиночества и находилась, как можно судить по ее воспоминаниям, на грани самоубийства. Приглашение в советскую Россию (если оно было) явилось для нее истинным спасением».

Поначалу Айседору Дун-кан с домочадцами поселили в квартире балерины Екатерины Гельцер, которая как раз уехала на гастроли, а потом Дункан поместили в особняк на Пречистенке, ранее принадлежавший балерине Александре Балашовой. Позже дом этот отдали под танцевальную школу Айседоры Дункан, но оставили несколько комнат, где она и жила.

Особняк на Пречистенке

Есенин к встрече с Дункан был, как пишут, своеобразно подготовлен. Услышав о ее приезде в Россию, он, по свидетельствам очевидцев, жаждал с ней личной встречи. Незадолго до этого Есенин развелся со второй женой – Зинаидой Райх[4]. Как пишут биографы, поэт перенес этот