У режиссеров, снимающих фильмы об Иране за границей, есть преимущества по сравнению с работающими непосредственно в ИРИ коллегами. Создавая фильмы в Европе и США, эмигранты решительнее и свободнее могут высказываться по поводу исламского режима, внешней политики правительства, выражать свое отношение к гендерной стратификации общества, то есть показывать в своих фильмах то, что в Иране демонстрировать на экранах запрещено.

Режиссеры-эмигранты, отражая жизнь шахского периода, также могут пренебречь условностями. Известно, что в период шахского правления женщины на экранах часто появлялись в открытой одежде, сегодня же иранская актриса даже в историческом фильме не может одеться так, чтобы ее наряд соответствовал моде предреволюционной эпохи, так как это противоречит исламскому дресс-коду и нормам поведения.

Если сравнить фильм «Грушевое дерево» (1998) Д. Мехрджуи, снятый в Иране, с фильмом «Женщины без мужчин» (2009) американского режиссера иранского происхождения Ш. Нешат, то можно проследить различия в визуальном и смысловом ряде двух фильмов. Персонажи «Грушевого дерева» — состоятельная семья. Основные события фильма разворачиваются за городом в семейной усадьбе, где Махмуд предается воспоминаниям о первой юношеской любви. Повзрослев, он увлекается идеями марксизма и политикой, за что попадает в тюрьму и теряет возлюбленную. Фильм повествует о политических событиях шахского времени, но его визуальный ряд нейтрален; режиссер воссоздал атмосферу богатого дома, однако одежда персонажей традиционна, что согласуется с требованиями современной цензуры.

«Женщины без мужчин» переносят нас в Тегеран 1953 года. В фильме Ш. Нешат детально воссозданы интерьеры, костюмы и быт того времени. Платья первой половины 1950-х годов на главных героинях-горожанках вполне сочетаются с черными чадрами. Снимая фильм за пределами ИРИ, Нешат имела возможность детально воссоздать внешний облик иранцев в том виде, как он запечатлен на фотографиях и в фильмах шахского периода; это же касается нравов людей того времени. В ее фильме достаточно откровенно показаны те аспекты жизни человека и общества, которые запрещены в иранском кино, а если и затрагиваются, то только словесно, без визуальной демонстрации.

Хотя фильм частично снят на территории Марокко, экстерьеры и интерьеры в нем отвечают историческим реалиям иранской действительности шахского периода, что невозможно при работе в самом Иране, так как там остается за кадром широкий круг проблем, связанных с интимной сферой жизни человека.

Но фильмы исторического жанра — редкое явление в иранском кинематографе. «В области исторического кино, представленного немногочисленными образцами, шедевров ожидать не приходится. Иранские сценаристы не привыкли соблюдать достоверность передачи исторических событий и обычно переиначивают исторические реалии в соответствии со своим замыслом. Это, естественно, снижает ценность исторических картин, низводя их до уровня обыкновенной беллетристики. Положение не спасают даже мастерство и добросовестная работа актеров и режиссеров»[51]. При этом интерес к истории и подчеркивание былого величия Персидской державы — это часть национальной политики шахского периода[52], а не нынешней власти.

Некоторые эмигрировавшие из Ирана режиссеры и актеры довольно популярны в Голливуде. Парвиз Сайяд[53], некогда одним из первых в иранском кинематографе обратившийся к народной традиции[54] и создавший на иранском телевидении 1970-х годов образ деревенского чудака-хитреца Самада, принял участие в американском мультипликационном проекте «Бабак и друзья» (2005), в котором озвучил одного из персонажей, повествующего о Новрузе и семье иранских иммигрантов в Америке. Этот фильм, построенный на сопоставлении традиций двух культур, ориентирован прежде всего на американское население иранского происхождения и призывает его не забывать о своих корнях и традициях. «Большинство иранцев в США — современные секуляризированные люди, они симпатизируют доисламской Персии, приветствуя и популяризируя монархический период в истории Ирана (в частности, зороастризм и его праздники), а исламские иранские школы в Америке не пользуются популярностью»[55]. В то же время фильм «Бабак и друзья» знакомит американских детей с особенностями культуры разных стран и воспитывает их в духе толерантности.

Существование этнических иранских общин — явление относительно недавнее. До революции число иранцев, проживающих за пределами Ирана — в изгнании или в иммиграции, — исчислялось тысячами человек. После революции эта цифра превысила миллионную отметку. Иранские эмигранты селились по всему миру, но главным образом в США, Канаде и Европе. По разным данным, количество иранцев, живущих за рубежом, составляет от 1 до 6 миллионов человек. В США иранские эмигранты проживают в основном в Калифорнии. Политика изоляции Ирана порождает у иммигрантов ощущение потери своей Родины[56].

Для иранца-эмигранта фильм, снятый в ИРИ, — это не просто кино. Он превращается в послание из Ирана и вызывает сентиментальные и ностальгические воспоминания. Вообще, для иммигрантов кинематограф и тем более Интернет приобретают особую значимость в общении с соотечественниками. В эпоху глобализации эта коммуникация происходит посредством транснациональных каналов связи: радио- и телевещания, социальных сетей.

Многим эмигрантам кажется, что иранская «новая волна» показывает Иран за рубежом в негативном свете, так как фильмы повествуют о бедняках и акцентируют только эту сторону жизни страны. А такие американские фильмы об Иране, как «Дом из песка и тумана» (2003) В. Перельмана, в котором одна из сюжетных линий рассказывает о сложной судьбе иранцев-эмигрантов, или значительно более радикальный фильм с выразительным названием «Забивание камнями Сорайи М.» (2008) С. Наурасте, вызывают у них негативные чувства по отношению к исламскому режиму.

Иранское кино, во многом привлекательное для иностранного зрителя, все же остается чуждым неиранской западной аудитории. Наибольший интерес, что естественно, вызывают остросоциальные, порой даже шокирующие темы. Такие провокационные сюжеты привлекают западную аудиторию неординарностью мира, непохожего на их собственный, и при этом дают возможность погрузиться в воссозданную кинематографом атмосферу восточного колорита, драматически острых конфликтов и свойственной иранской культурной национальной традиции эстетики и мировоззрения.

Тем не менее известность иранского кинематографа на Западе нельзя назвать случайной. Только политическая подоплека и интерес к восточной тематике не обеспечили бы иранским фильмам столь продолжительную популярность. Большую роль в этом успехе играет кинематографическая составляющая: в середине 1990-х годов иранский кинематограф заполнил лакуну, образовавшуюся в стилистическом и жанровом однообразии западной киноиндустрии, которой нужны были новые имена и свежие средства кинематографической выразительности. Опираясь на итальянский неореализм и французскую «новую волну», иранские режиссеры не просто создали особый, удивительный в своей индивидуальности стиль, но предвосхитили моду на «ползучий реализм»[57], и сегодня популярный в мире.

Глава 2. За школьной партой: Аббас Киаростами о детстве

Дети сыграли ключевую роль в творческой судьбе Аббаса Киаростами. Его картины, в которых играли юные актеры, стали классикой иранского кинематографа, а начиналось все в