изменений с биологическими теориями изменения и новой наукой психологией[608]. По мнению Георгия Гловели, современники Богданова опасались, что его тектология является попыткой заменить собой философию Маркса[609]. В отличие от Маркса, Богданов выводил разделение на социальные классы не из отношений собственности, а из различного уровня организационного опыта. В соответствии с этим классовые различия возникали для него не в результате революций, а вследствие воспитания организационных способностей различных частей общества. В отличие от диктатуры Ленина, Богданов планировал построить общее единство, способное само по себе преодолеть неурядицу Октябрьской революции. При этом он использовал понятие труда, для формулировки которого уже Маркс опирался на образ обмена веществ: «Труд – есть, прежде всего, процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой»[610]. Можно было бы подумать, что Богданов буквально интерпретировал Маркса, осуществив этот самый «обмен веществ» при помощи обменного переливания крови. Одновременно его обмен кровью отличался от марксистского понимания обмена веществ одним существенным моментом, гораздо более важным, чем все их сходства вместе взятые: «обменное» в схеме переливания крови у Богданова находилось в непримиримом противоречии с «диалектическим»[611]. Стоило кому-нибудь из современников Богданова обнаружить это противоречие, как его бы тут же изгнали за осквернение марксизма, точно так же как и героя его научно-фантастического романа выслали с Марса на Землю, где он вместо политики и науки посвятил себя своего рода тектологической конъюгации: «Бесспорно, любовь Нэтти была недоразумением, ошибкой ее благородного и пылкого воображения. Но такая ошибка оказалась возможной, этого никто не отнимет и ничто не изменит. В этом для меня ручательство за действительную близость двух миров, за их будущее слияние в один невиданно-прекрасный и стройный»[612].

Даже если автор претендует на открытие «общих механизмов разнородных явлений» и равняет «обмен мыслями» с «обменом крови» – оба процесса являются для него формами «жизненного сотрудничества двух организмов, взаимного пополнения новыми элементами жизнеспособности»[613], – от теоретических схем к экспериментальной практике лежит долгий путь. Богданов пробивал себе эту дорогу с помощью изучения медицинской литературы.

Вечная жизнь: эксперименты по омоложению

В поисках подобных своему научных изысканий Богданов не только изучил вдоль и поперек историю переливания крови, описав все немногочисленные прежние опыты, но и сравнил между собой современные теории старения, проанализировав самые новые методы омоложения. Базовые знания в области медицины Богданов получил в ходе непродолжительного обучения в Московском университете на естественнонаучном факультете, которое он вынужден был прервать из‐за своей революционной деятельности. Образование он продолжил, заочно изучая психологию уже в Харьковском университете, который в 1899 году и закончил. В период ссылки на Север России Богданов три года состоял врачом в психиатрической клинике, во время Первой мировой войны служил военным врачом, после чего он сам вынужден был отправиться в санаторий[614]. Даже если Богданов и был очень хорошо знаком с медицинской литературой своего времени, знал работы не только по переливанию крови, но также и по общей биологии и родственным дисциплинам, у него был один существенный недостаток: отсутствие опыта. Он не принимал участия ни в медицинских, ни в других научных исследованиях, у него не было наставника, у которого он мог бы всему этому научиться[615]. Со всеми описанными им экспериментами он был знаком только теоретически, из книг, которые он читал через призму своего интереса к продлению периода роста и омоложению – двум сторонам его аргументации за обменное переливание крови. Вследствие этого большинство его медицинских объяснений или настолько неполны, что в них невозможно разобраться, или неверны и упрощены, зато всегда без оговорок ведут читателя прямо к его билатеральному методу переливания крови.

Изначально Богданов был воодушевлен работами о поведении одноклеточных (Protozoa), которые благодаря постоянной реорганизации, то есть слиянию, продлевают свой срок жизни. Богданов перенес эти наблюдения на высшие организмы и предполагал обнаружить в их жидких тканях, в крови, подобную способность к реорганизации[616]. Основным предшественником Богданова в подобных поисках можно назвать химика Огюста Люмьера, изобретателя цветной фотографии и кинематографа, интересовавшегося также и вопросами бессмертия клеток[617]. Богданов совершенно безрассудно был готов опробовать идею Люмьера сразу на людях, минуя стадию испытаний на животных[618]. Как и многие из его российских современников, Богданов читал публикации по западным проектам омоложения[619]. Так, например, основатель иммунологии и лауреат Нобелевской премии 1908 года Илья Мечников предположил, что старение организма является результатом отравления ядами, накопляющимися в кишечнике от продуктов пищеварения, и в качестве одного из методов лечения предложил кисломолочную диету. Его заключение, что молочная кислота способна тормозить гнилостные процессы в кишечнике, признается до сих пор[620]. Шарль Эдуар Броун-Секар, преемник Клода Бернара в Коллеж де Франс, видел причину старения в утрате способностей к внутренней секреции и экспериментировал в 1880‐е годы с подкожными инъекциями экстракта из яичек. Наблюдавшееся после этого повышение жизнеспособности не раз подвергалось сомнению, но его теория внутренней секреции по меньшей мере нашла применение в гормональной терапии[621]. Под его влиянием в начале XX века изучением функции половых гормонов занялись многие физиологи, наиболее знаменитые из них – Эйген Штейнах и Сергей Воронов. Куда менее известны несостоятельные, по мнению Богданова, эксперименты с переливанием крови Эло Яворского, которые должны были подарить «новую юность и защитить от старения» и к которым сам Богданов относился критически, поскольку они переоценивали значение молодой крови по сравнению со старшей[622]. Богданов умел, таким образом, отличать благородные обещания от многообещающих исследований. Венский физиолог и основатель сексологии Штейнах экспериментировал с перевязкой семенных каналов, предотвращая тем самым образование сперматозоидов и повышая гормональную секрецию. Вследствие этого повышалась сексуальная активность и должна была, по его мнению, увеличиться продолжительность жизни. Благодаря этому Штейнах стал настолько популярен, что даже его сосед Зигмунд Фрейд был в числе его пациентов, а немецкая кинокомпания UFA сняла о нем в 1922 году один из первых культурфильмов, добравшийся в 1925 году даже до советского проката[623]. Метод Штейнаха известен в наши дни как вазектомия и служит не для омоложения, а для стерилизации.

Особое впечатление на Богданова произвела работа Сергея Воронова, родившегося в России французского физиолога и директора отделения экспериментальной хирургии в Коллеж де Франс, известного своими сенсационными исследованиями по омоложению животных и людей. В 1920 году он начал делать приносившие ему немалый доход операции по пересадке яичек обезьяны стареющим мужчинам. Он жил в шато на итальянской Ривьере и содержал зверинец более чем на 100 обезьян. Он обещал мужчинам обратить процесс физического старения вспять на шесть-десять лет, а в области психических и мыслительных способностей – даже на десять-пятнадцать лет. Этот метод омоложения базировался на стимуляции всех органов половыми гормонами, вырабатывавшимися имплантированными яичками[624]. Воронов провел целых 2000 операций по трансплантации, но, в конце концов, выяснилось, что почти половина его пациентов умерла после операции, а рекламные фотографии «до» и «после» были сильно отретушированы[625].

Богданов, с одной стороны, был поражен экспериментальной смелостью Воронова, но с другой – крайне критически отнесся к его экспериментам, назвав его метод по существу частичным и по действию ограниченным: «Огромное значение имеют вообще соотношения органов в цепной связи – усиливать одни функции, когда