которые готовятся к битве богов с чудовищами в конце мира.
Вальхалла отличается от обиталищ других богов:
Легко отгадать,
где Одина дом,
посмотрев на палаты:
стропила там — копья,
а кровля — щиты
и доспехи на скамьях.
Легко отгадать,
где Одина дом,
посмотрев на палаты:
волк там на запад
от двери висит,
парит орел сверху.
(Речи Гримнира, 9–10)
Валькирия встречает павшего воина, изображение на рисованном камне, Bro, VIII — Х вв. Готланд, Швеция.
Photo: Hejdström, Raymond / Gotlands Museum
Все детали указывают на воинский и магический характер жилища Одина, построенного из предметов вооружения. Волк и орел (ворон) — традиционные «звери битвы». В скальдической и эпической поэзии германцев они служили символами кровопролитного сражения, после которого погибшие на поле боя становились их пищей.
Вальхалла привлекала особое внимание создателей песен «Старшей Эдды», Снорри Стурлусона и многих скальдов не только потому, что это было обиталище Всеотца-Одина, но и потому, что в ней асы готовились к великой битве с чудовищами в конце мира. Она вмещает тысячи эйнхериев, которые пали в сражениях и были доставлены в Вальхаллу валькириями. Они прибывают на своих конях, конунги — со своей дружиной, их встречают валькирии, подносящие им рог с медовым напитком. Эйнхерии ежедневно упражняются в боевом искусстве: сражаются друг с другом, не причиняя себе при этом вреда.
Палата Одина мыслилась, видимо, как целый комплекс помещений: в «Речах Гримнира» упоминается, что в ней находится «самый просторный из всех чертогов» — жилище Тора, Бильскирнир («Удар молнии»), в котором «пять сотен и сорок» залов. А в «Прорицании вёльвы» упоминается, что в Вальхалле «пять сотен и сорок дверей». Здесь находится трон Одина Хлидскьяльв («Трон с широким обзором»), сидя на котором он осматривает все миры, а также двенадцать других «тронов могущества», на которых восседают боги, чтобы держать совет.
На крыше Вальхаллы стоят коза по имени Хейдрун и олень Эйктюрнир. Они поедают листву с ветвей Иггдрасиля. Из вымени козы вытекает мед — питье эйнхериев, а с рогов оленя стекает влага. Пищей эйнхериев служит мясо вепря, которого каждый день варят и который к утру оказывается цел.
Вальхалла, миниатюра из рукописи SÁM 66 fol., ХVIII в.
Árni Magnússon Institute for Icelandic Studies / My Norse Digital Image Repository
Обустройство Асгарда завершается, по словам Снорри Стурлусона, строительством дома, «в котором поставили кузнечный горн, а в придачу сделали молот, щипцы, наковальню и остальные орудия. Тогда они начали делать вещи из руды, из камня и из дерева. И так много ковали они той руды, что зовется золотом, что вся утварь и все убранство были у них золотые» (Видение Гюльви, 14; МЭ. С. 21). Снорри здесь пересказывает строфу 7 «Прорицания вёльвы», в которой, очевидно, суммировалось представление о богах как творцах не только космоса и мира, но и важнейших орудий труда. Подобно богам и героям других мифологических традиций, германские боги, видимо, считались создателями материальных ценностей: орудий труда и производственных практик. Однако значительно большее внимание в скандинавской мифологии отводилось приобретению богами, прежде всего Одином, «интеллектуальных» ценностей: знаний, мудрости, заклинаний, рунического письма, меда поэзии (см. главу 3).
Завершив благоустройство Асгарда, боги снова садятся «на троны могущества» и держат совет. На этот раз предмет их забот — создание живых существ. В теле Имира — земле — зародились черви. Они были преображены в карликов, которые «по воле богов обрели человеческий разум и приняли облик людей» (Видение Гюльви, 14; МЭ. С. 21). Карлики остались жить в земле и в горах и прославились как искуснейшие мастера, изготавливавшие волшебные предметы, оружие и украшения (см. о них в главе 4). Четыре карлика поддерживают небосвод по четырем его углам. Карлики играют в мифологической картине мира, а затем в верованиях средневековых скандинавов немалую роль, и в «Прорицании вёльвы» перечисляются имена более чем 60 карликов (строфы 10–16).
Вслед за карликами настал черед творения людей:
И трое пришло
из этого рода
асов благих
и могучих к морю,
бессильных увидели
на берегу
Аска и Эмблу,
судьбы не имевших.
Они не дышали,
в них не было духа,
румянца на лицах,
тепла и голоса;
дал Один дыханье,
а Хёнир — дух,
а Лодур — тепло
и лицам румянец.
(Прорицание вёльвы, 17–18)
В «Младшей Эдде» спутниками Одина называются его братья Вили и Ве, но суть мифа остается неизменной. Трое богов — о роли триад прародителей / первопредков речь шла выше — нашли на берегу моря две деревяшки и оживили их, превратив в людей. Один вдохнул в них жизнь (дыхание), второй бог — разум (дух) и движение, третий — облик (тепло и румянец) и органы чувств. Не исключено, что Лодуром в этом мифе назван Локи (как и другие боги, он носил не одно имя). Однако роль Локи в мифологическом мире — роль разжигателя распрей и злокозненного вредителя. Поэтому его образ плохо согласуется с образом творца человека. Более вероятно, что исконной является версия Снорри: создателями человека являются три брата — первые из асов.
Асы поселили созданных ими людей и их потомков в Мидгарде, огражденном от ётунов стеной из ресниц Имира. Они озаботились не только созданием людского рода, но и установили в нем социальный, как выражаются современные историки, порядок. В эддической «Песни о Риге», не вошедшей в Codex Regius, но известной по рукописи XIV в., рассказывается о происхождении трех общественных страт: рабов, бондов (свободных крестьян, владевших наследственным участком земли) и знати.
Однажды Хеймдалль, странствовавший в мире людей и назвавшийся Ригом (полагают, что изначально героем песни был Один, с образом которого лучше согласуется содержание песни), зашел в дом, где жили прадед и прабабка «в уборе старушечьем». Риг дал им советы, а они угостили его своей пищей: грубым хлебом «пополам с отрубями» и похлебкой. Риг провел у них три ночи, а через девять месяцев старуха родила сына. «Он темен лицом был и назван был Трэлем» — «Рабом». Его внешность была отталкивающей: морщинистая кожа, толстые пальцы, длинные пятки и сутулость делали его безобразным. Но он был чрезвычайно силен и работал за двоих. Трэль женился на столь же уродливой девице «с кривыми ногами, грязь на подошвах… нос приплюснут», которую