Весна, я с улицы, где тополь удивлен,

Где даль пугается, где дом упасть боится,

Где воздух синь, как узелок с бельем

У выписавшегося из больницы…

Так же и люди, вернувшиеся с войны, об этом немало написано. Так вот: поэт видит мир двойной яркости просто по природе зрения, всегда – без больницы и без войны…

Мы говорили о случаях, когда личная трагедия становится источником, ну, пружиной творчества. В конечном счете – оборачивается художественной удачей. Но бывает же и обратное – когда трагедия поэтического неуспеха оказывается трагедией жизненной. Я имею в виду случай Ники Турбиной. Недетские стихи девочки-вундеркинда, которые «кончились» с обретением юности. Неверная стратегия публичности, за которую были ответственны взрослые и которая сломала жизнь…

Послушайте, была ли она поэтом? Очень молоденьких, способных к стихосложению сколько угодно. Но поэзия – совсем иное. Почему я категорически против всяких молодежных премий за стихи, и не только школьникам, но и двадцатилетним. Ну какие литературные свершения в этом возрасте? Кстати, в «Арионе» мы стихи поэтов моложе шестнадцати лет вообще не рассматриваем. Поэзия – взрослое дело.

А Пушкин в пятнадцать лет уже написал: «Где наша роза, друзья мои?».

И кучу милой ерунды. Кстати, и стихи пятнадцатилетнего можно напечатать, но когда он сам повзрослеет и поймет, что это за занятие такое. А говорить о человеке, поэт ли он, думаю, в наше время можно не раньше лет двадцати пяти. Поэта делают две вещи: особые взаимоотношения с миром и особые взаимоотношения со словом, причем непременно обе разом. Так вот первые, все же, формируются с возрастом. Конечно, и у очень юного могут быть отдельные замечательные стихи. Но чтобы говорить о поэте, необходимо, чтобы они сложились в некую систему, за которой прочитывается личность. А ранний публичный успех это скорее такой аванс молодому автору, который может и с толку сбить.

Получается, что мы – люди более длительного и замедленного развития, потому что те же Лермонтов, Маяковский, Есенин и многие другие написали свои лучшие тексты, не перешагнув жизненного рубежа в тридцать лет.

А то и в двадцать, да. В этом плане ситуация очень изменилась. Хотя, конечно, завтра появится такой вот юный Маяковский и опровергнет все наши рассуждения. Но это будет исключение, а общая тенденция все равно налицо. Периоды человеческой жизни сместились. Помните, Пушкин писал о себе: «я – старый человек…», а ему тридцать шесть лет. Кто-то жил долго, как Вяземский, к примеру, но все равно в пятьдесят лет – это уже совсем старик. Вот, Фамусову сколько лет? Ведь он уже почти старик, да? А ему всего-то лет сорок пять! Адуев-старший? Ему те же тридцать шесть, если память не изменяет. Хотя, повторяю, исключения и теперь бывают. Вот Максим Амелин, мне кажется, и в двадцать держался как тридцатилетний, если не старше. Может, оттого, что он так восемнадцатый век любит, много им занимается, – ну и перенял?

А современная поэзия театральна?

В каком смысле?

Ей важно выражать себя через звучащее в аудитории слово? Она ориентирована на перформанс? Во времена Северянина и Маяковского рекламой поэту вполне служили скандальные концерты, во времена Евтушенко и Вознесенского – стадионы и эстрада… Как современный поэт привлекает к себе внимание? Популярно ли сейчас выступать? Может, стоило бы возродить жанр «поэзоконцерта»?

Да их и без того тьма. Это как раз облегченный способ поведения в поэзии. И довольно коварный для самого стихотворца. Вот как тот же Ходасеевич писал об Игоре Северянине, которому, по его словам, публичные читки сослужили «плохую службу»: «…одно дело – читать стихи с эстрады, другое – для эстрады писать их». И дальше: «Слишком изучил Северянин, что вызывает аплодисменты, что нет». Статья, между прочим, называется «Обманутые надежды».

Во всех концах Москвы поэтические чтения проходят ежевечерне. Это стало повальной модой. Ну и чего плохого, спросите вы, люди же стихи слушают? Да – но какие? Количество закономерно перешло в качество, но с обратным знаком. Появилась целая индустрия. Вот группа «Культурная инициатива». Да нет, они честные энтузиасты. Хорошее дело – организовывать чтения. Выходит хорошая книга у хорошего автора – нужно послушать. Или интересный поэт, редко в Москве бывающий, приехал – отчего б не устроить вечер. Но это ведь перманентный проект, та же «Культурная инициатива» просто должна проводить хоть пару вечеров в неделю. Значит, вычтя каникулы, восемьдесят, а то и сто в году. И в большинстве участвует не один автор. Выходит чуть ли не полтораста в год, а может, и все двести. Но у нас просто нет такого количества действительно достойных поэтов – не только двухсот, но и ста, причем по всей стране и за ее пределами. Значит, приходит второй сорт, а там и третий. А там и вовсе графоман послушал-послушал, да и тоже на эстраду – а я чем хуже? Да и правда – не хуже… В общем, полная победа колхозного строя, который, как учил нас товарищ Сталин, победил, когда в колхозы повалил середняк. Я, конечно, утрирую немножко, да и цифры приблизительные, но суть ясна: критерии размыты, а в искусстве это смерть.

А какие поэты сегодня собирают аудиторию?

А это что – показатель?

Это уже иной вопрос.

Какую аудиторию?

Ясно, что совсем не инженерно-техническую, как в советские времена. Вот то маленькое сообщество людей, которые читают сегодня стихи.

А вот тут вы и не правы. Аудитория, которая собирается на сегодняшние поэтические чтения и фестивали, гораздо шире той, которая читает стихи. Девяносто процентов из этих людей стихов не читают. Читать стихи – трудно. А тут ты пришел, сел да еще с кем-то пообщался, стишки тебе почитали. И вроде как приобщился к искусству поэзии… И это в девяноста девяти случаях из ста именно подмена не только настоящей поэзии, но и настоящего общения со стихами – личного восприятия поэтического текста. Времена, когда именно так слушали поэта Ариона с кифарой, ушли. Во всяком случае, то искусство поэзии, которым я занимаюсь, предусматривает общение с написанным текстом. А поэтические чтения… Когда-то это было возможностью услышать живой голос поэта, которого ты уже знаешь, которого ты любишь. Я, например, вообще люблю слушать в авторском исполнении стихи, которые уже читал, а еще лучше, знаю наизусть. Это придает восприятию