На пространстве не более двух верст от Горок до Семеновского, под покровительством 300 орудий, наваливала французская армия одновременно на всю нашу линию, но приметно стягиваясь на наш левый фланг, который был предметом всех усилий неприятеля. Самый сильный удар обрушился на князя Багратиона, на его дивизии графа Воронцова и Неверовского. Весь корпус маршала Даву, потом корпуса маршалов Нея и Жюно, подкрепленные артиллериею, сверх тех орудий, которые были на позиции, рвались отчаянно овладеть флешами. В это время 1-я легкая батарея гвардейской конной артиллерии капитана Захарова, завидя выходящий из-за Утицкого леса корпус маршала Жюно, быстро понеслась на него. Вся голова неприятельской колонны была в полном смысле положена на месте под его картечными выстрелами, тем он и дал случай нашим кирасирам произвести блестящую атаку и отбить несколько орудий. Храбрый Захаров был убит. Беспрестанно подкрепляемые французы ворвались, наконец, в одну из флешей, но не могли в ней удержаться и были выбиты штыками Воронцова и Неверовского. Ней и Жюно отчаянно возобновили атаку и завладели флешами. В тот критический момент, Барклай, который, везде присутствовал, где была наибольшая опасность, выслал к Багратиону три полка 1-й кирасирской дивизии и полки Измайловский, и Литовский, и две батарейные роты гвардейской артиллерии Его Высочества и графа Аракчеева, а князь Багратион прежде того успел призвать к себе из корпуса Тучкова дивизию Коновницына и сам двинулся атаковать. Флеши были отбиты, но тут легли, совершив геройские подвиги: Князь Кантакузен, полковники Манактин и Буксгевден, генерал-майор Тучков 4-й со знаменем в руке, впереди Ревельского полка, и ранены: граф Воронцов, которого почти вся дивизия погреблась во флешах, князь Горчаков и принц Карл Мекленбургский; у французов – три дивизионные начальника: Компан, Дезе и Рапп, выбыли из строя. В это время Ней послал к Наполеону сказать, что теперь уже не он, а Багратион его атакует, и что нельзя терять ни минуты. Жертвы, понесенные французами при первых атаках нашего левого фланга, были уже так огромны, и число убитых лучших из генералов так велико, что весь воинственный гений Наполеона в этот день ему совершенно изменил: он не знал на что решиться, советовался с Бертье, давал приказания и отменял, говорил, что шахматная доска его еще не ясна, тогда как судьба битвы была почти уже решена. Дивизия Фриана, подоспевшая, хотя уже поздно, на помощь Нею, значительно его подкрепила; он отчаянно пошел в третий раз на флеши Багратиона, который в это время был ранен, а вслед за ним и начальник его штаба, граф Сен-При, и после жестоких потерь с обеих сторон, овладел ими. Но как велико было удивление неприятеля, когда армия русских, окровавленная, но в наилучшем порядке перешла только овраг, отделявший семеновские флеши от холмистой площади за ними находящейся, под прикрытием грозно выстроившихся наших батарей, громивших взятую французами Семеновскую высоту, и дерзостно вызывая его на новый бой. Дохтуров принявший команду после Багратиона, заявив, что он не отойдет отсюда ни на шаг, сошел с лошади, под ужасным огнем сел спокойно на барабан и стал распоряжаться отражениями и атаками. Он сдержал свое слово. «C’est ainsi, que La partie la plus importante du plan de Napoleon echouait (Таким образом, самая важная часть плана Наполеона была не исполнена).», – пишет Сегюр. Здесь положен был конец успехам французов.

Во все это время наша 2-я легкая рота все еще стояла, сложа руки, под визгом ядер и с завистью смотрела, когда проходила мимо нас в бой батарейная рота графа Аракчеева; я подбежал к Таубе, он протянул мне руку с висящей на ней моей саблей. Через час времени проследовал возле моего флангового орудия гвардейский Финляндский полк, шедший также в бой и я встретил тут поручика Ухтомского, моего двоюродного брата; мы обнялись с ним и только что его взвод миновал меня, как упал к моим ногам один из его егерей. С ужасом увидел я, что у него сорвано все лицо и лобовая кость, и он в конвульсиях хватался за головной мозг. «Не прикажете ли приколоть?» – сказал мне стоявший возле меня бомбардир, – «Вынесите его в кустарник, ребята», – ответил я.

Вскоре более грустная картина представилась мне: приближалась к нам небольшая группа, поддерживая полунесомого, но касавшегося одною ногою земли генерала… И кто же был это? Тот, который доселе, почти сверхъестественно держал наш левый фланг – Багратион!.. А мы все еще с орудиями на передках стояли, сложа руки! Трудно выразить грусть, поразившую нас всех. Мы узнали кое-что о происходившем от прошедшего мимо нас на перевязочный пункт, с окровавленною головою, нашего товарища подпоручика Сумарокова, роты Его Высочества; он едва мог идти от потери крови.

Наконец дошла очередь и до нас.

Заметим, что когда мы вступали в дело (нас потребовали на левый фланг), это уже было гораздо за полдень, почти все главные фазисы битвы уже развернулись, но несмотря на то, положение нашей 3-й линии не изменилось: никакой суматохи, никакого беспорядка не было тогда заметно; параллельно нам вторая наша линия, хотя иногда и просвечивалась, но нигде не была прорвана. Мы стояли как бы на маневрах, за исключением того, что ядра вырывали тогда у нас несколько больше жертв, чем в начале.

В то самое время, как мы шли на левый фланг, жестокая борьба происходила на центральной батарее, которую мы, артиллеристы, называли по имени батарейного командира Шульмановою, а в реляциях она названа именем Раевского, корпус которого оборонял ее. С самого начала битвы, когда французы, пользуясь туманом, напали врасплох на наших гвардейских егерей, временно вытеснили их из Бородина и потом были опрокинуты в расстройстве ими же, подкрепленными егерями храбрых полковников Карпенки и Вуича – с самого этого времени центральная наша батарея была предметом усиленных атак неприятеля, направленных под командою вице-короля Евгения. Эта батарея, защищаемая дивизиями Паскевича и Васильчикова, с самого утра истребляла ряды неприятеля, который, наконец, с помощью усиленного огня своей артиллерии, тогда как на нашей батарее оказался уже недостаток в зарядах, успел ворваться в редут с бригадою генерала Бонами. В это время Ермолов, посланный Кутузовым на левый фланг, находившийся в самом трудном положении после отбытия пораженного князя Багратиона, встретил на своем пути две роты конной артиллерии Никитина и повел их на левый фланг; тут же встретился с ним его эйлаусский товарищ, начальник артиллерии, пламенный граф