Соответственно, условия борьбы в сентябре существенно отличались от того, что наблюдалось летом. Уже 7 сентября А. А. Брусилов телеграфировал в Ставку, что огонь противника теперь нельзя подавить, вследствие нехватки тяжелой артиллерии и особенно снарядов для тяжелых орудий. В этом, по мнению главкоюза, заключалось основное отличие осенних боев от летних. Если 22–24 мая оборона неприятеля была просто-напросто раздавлена и потрясена заранее подготовленными русскими артиллерийскими ударами, то теперь ничего не удавалось сделать. И во многом потому, что австрийский фронт был подкреплен германскими дивизиями, прибывшими сюда вместе со своей артиллерией, что сразу же склонило чашу весов в огневом противоборстве на сторону австро-германцев.

Главная причина невозможности подавить огневую оборону врага, по мнению главкоюза – нехватка тяжелой артиллерии. Если русские все еще испытывали проблемы со снабжением действующей армии средствами прорыва, в то же время противник, напротив, усилился техникой. В итоге русские несли большие потери при ничтожных результатах: «При таком положении увеличение числа войск вызывает большие потери, не принося существенной пользы»[456].

Попытки лобовых атак на германские укрепления, превращенные немцами по французскому опыту, в неприступные форты, вели к огромным и одновременно бесцельным жертвам. При этом штаб Юго-Западного фронта не желал отказываться от переноса направления главного удара, продолжая упорствовать в ковельском районе. Здесь даже декларативные намерения наступать на Владимир-Волынский означали, что львиная доля штурмующих частей все равно, так или иначе, будет биться о стены укреплений Ковеля. Таким образом, сведя маневр к лобовому сражению против укреплений врага, генерал Брусилов потерял преимущество: одна только живая сила не могла вырвать победы у технически более сильного неприятеля.

Неудачи на ковельском направлении, ставшие уже перманентными, побудили наконец-то и командование Юго-Западного фронта отказаться от лобовых штурмов укрепленного района, унесших столько напрасных жертв. Но только 1 сентября А. А. Брусилов приказал 8-й армии перенести удар на Владимир-Волынский. Однако при этом основные усилия вновь перекладывались на правый фланг 8-й армии, то есть все равно против Ковельского укрепленного района.

К 1 сентября армии Юго-Западного фронта включали в себя (с учетом отдельных резервных дивизий и бригад) до 30 пехотных и кавалерийских корпусов (нормального двухдивизионного состава):

– 8-я армия: 39-й армейский (3 пехотные и 1 кавалерийская дивизии), 40-й армейский (3 пехотные дивизии), 1-й гвардейский (2 пехотные дивизии), 2-й гвардейский (2 пехотные дивизии), 8-й армейский (2,5 пехотные дивизии), 5-й армейский (2 пехотные дивизии) корпуса. Резерв – 5-й кавалерийский корпус и 2 стрелковые бригады.

– 11-я армия: 45-й армейский (1,5 пехотной и 1 кавалерийская дивизии), 32-й армейский (2 пехотные, 1 кавалерийская дивизии), 5-й Сибирский (2 пехотные дивизии), 17-й армейский (4,5 пехотные дивизии), 7-й армейский (пехотная дивизия и ополченская бригада), 6-й армейский (2 пехотные дивизии) корпуса. Резерв – 3-й кавалерийский корпус, Сводная конная дивизия, стрелковая бригада.

– 7-я армия: 16-й армейский (3 пехотные дивизии), 2-й армейский (2 пехотные дивизии), 33-й армейский (3 пехотные дивизии), 22-й армейский (3 пехотные дивизии), 41-й армейский (2 пехотные, 1 кавалерийская дивизии) корпуса. Резерв – 7-й Сибирский (2 пехотные и 1 кавалерийская дивизии) и 2-й кавалерийский корпуса.

– 9-я армия: 12-й армейский (3 пехотные, 1 кавалерийская дивизии), 11-й армейский (2 пехотные дивизии), 23-й армейский (2 пехотные дивизии), 18-й армейский (3 пехотные и 1 кавалерийская дивизии), 3-й кавалерийский (1 пехотная и 2 кавалерийские дивизии) корпуса. Резерв – одна пехотная дивизия и одна казачья дивизия.

Сосредоточение сил было немалым, однако, конечно, теперь это не могло помочь: 3–7 сентября русские вновь и вновь безуспешно штурмовали позиции противника. Разумеется, что в периоды относительного затишья на фронте той или иной армии и потери были небольшими. Например, в атаках не принимала участия Особая армия В. И. Гурко. Потери Особой армии, в которую входили 5 корпусов за 4 сентября: 3 офицера и 338 солдат ранено, 36 солдат убито и 1 пропал без вести, за 7 сентября – 1 офицер и 31 солдат убито, 107 солдат ранено, 18 пропало без вести[457]. В атаковавших армиях потери были совсем другими.

Если в мае противники имели миллион бойцов с обеих сторон, то к августу через Юго-Западный фронт прошло около 1,5 млн бойцов (1 410 000), числившихся в составе 27 армейских и 4 кавалерийских корпусов. С. Н. Базанов полагает, что это количество «можно считать участниками Брусиловского прорыва», из которых за май – июль было потеряно 30 % или 500 тыс. чел., «что в годы Первой мировой войны считалось неплохим результатом, тем более в наступательной операции»[458].

Рамки прорыва, как такового, действительно варьируются. Май – июнь, плюс июль, все лето, до середины октября. Так или иначе, но впрямь в сентябре южнее Полесья дралось уже до 3 млн бойцов с обеих сторон. И русские, и австро-германцы получали все новые подкрепления и резервы, немедленно бросаемые в «топку» сражений, а после вступления в войну Румынии резервы потекли с удвоенной энергией, в связи с расширением фронта боевых действий.

Удивительно, но факт: в это время разочарованный июльскими неудачами тыл боялся, что русские понесут новое тяжелое поражение, что станет началом нового отступления вглубь империи. Бывший премьер-министр граф В. Н. Коковцов вспоминал, что в конце лета «все опасались новых неудач на фронте, говорили открыто о возможности захвата Петрограда и необходимости заблаговременной эвакуации его…»[459]. Как можно говорить такое после побед Юго-Западного фронта?

Иными словами, в тылу предпочитали вести подрывные разговоры о внутреннем положении страны и государственной власти, а не работать, скрепя зубы, на войну. В Ставке же, напротив, рассчитывали на дальнейшее успешное продвижение. Приказ наштаверха от 29 августа напоминал войскам, что они освобождают свою землю: «По мере постепенного очищения от неприятеля геройскими усилиями нашей армии местностей, захваченных в минувшем году противником, войска вступают в край, где население наше испытало на себе все тяготы германского и австрийского владычества… Своим заботливым отношением к населению и его имуществу, которое осталось у него после ухода неприятеля, можно легко заставить его забыть о тяжелом времени, им пережитом»[460].

Втянувшись в сражение за укрепленные полосы, русские растянулись и подставили свои фланги, которые теперь нечем было обеспечить: передача Особой и 3-й армий в состав Западного фронта означала, что больших резервов на Юго-Западном фронте опять не будет. Притом снабжение Особой армии возлагалось на Юго-Западный фронт. Алексеев телеграфировал Гурко, что «наряды, сделанные уже органами одного фронта по отношению войск, переданных затем по оперативным соображениям на другой фронт, не отменяются, а обязательно выполняются, ибо внезапная отмена ложится всей тяжестью на войска,