На этот раз ко мне заехал Резанов:

— Вот ведь какое дело, Лев Филиппович, избаловался народ. Уж такой был верный человек Варлам Сеферов. Не встречали его? Да, не ожидал, чтобы он аферу выкидывал. Сейчас телеграмму получил, будто уж он «шубу вывернул» (иносказательно — прекратил платежи и скрыл имущество). Считался он со средствами, работаю с ним лет пять, доверял так! Векселя у меня платежные в Георгиевске (Кавказ) по предъявлению прописаны. Надо незамедлительно ехать, сумма немаленькая, 11 500 рублей. Прошу вас поехать и сделать, что надо. Мое такое мнение. Тихо приехать в Георгиевск, протестовать векселя, потом во Владикавказ, получить обеспечение иска и обратно в Георгиевск. Авось еще застанете имущество. Хозяйство у него большое и кредиты большие. Так прошу вас, побеспокойтесь. Сколько надо денег — пришлю сегодня. Ежели свободны, то можете ночью выехать, но уж не позже завтрашнего дня.

Собрался, поцеловал молоденькую жену и покатил.

Георгиевск в ту пору был торговым центром для Северного Кавказа. В Георгиевске было две большие ярмарки — весной и осенью. На эти ярмарки приезжали персидские купцы, совершались крупные сделки по мануфактуре. Москва закупала местные вина для переработки в лучшие сорта. Была большая конская торговля. Съезжались ремонтеры[307] и барышники из России. Словом, во время ярмарки городок кипел деловою жизнью. Всеконечно железная дорога проходила в четырех верстах от города, почему около станции образовался большой поселок, в котором проживал Сеферов.

Приехал в двенадцать утра и решил отправиться прежде всего к Сеферову в расчете, если он проделал все ему нужное и прекратил платежи, то протест и предъявление иска немедленно не дадут нужных результатов и я успею сделать нужное позже. А если слухи неосновательны, то могу защитить интересы Резанова, не причинив Сеферову больших неприятностей. Оставил чемодан на вокзале и пошел в указанный дом Сеферова. Владение благоустроенное, большой двор, на котором расположены амбары для ссыпки хлебов и другие торговые помещения. Уютный внешне дом с садом, где помещалась контора. Деловой день в таких местах начинается очень рано, почему к моему приходу контора была закрыта и пришлось пройти в жилой дом.

Меня встретила молоденькая дама чрезвычайной миловидности. Восточная красавица! Прелестные большие черные глаза сияли молодостью и задором. Пышные волосы обрамляли прекрасную головку замысловатой прической. Стройная фигура молодой женщины и вся она невольно вызывали восхищение. Я залюбовался, а она слегка покраснела, почувствовав мой восторг.

— Могу я видеть Варлама Петровича? — спросил я.

— Его нет дома, он в городе, сказал, будет к обеду, — слегка акцентируя, ответила красавица. — Я его жена. Зайдите, пожалуйста, если хотите подождать мужа.

Армяне, проживавшие на Кавказе, восприняли местные обычаи черкесов, горцев и других туземцев. Мужчины носили черкески. Уклад жизни был местный, туземный. Знали местный язык, были гостеприимны, младшие не садились в присутствии старших, женщины не принимали участия в разговорах мужчин и т. д.

Зашел в гостиную и занялся рассматриванием альбома с фотографиями. Милые альбомы!

Приехал Сеферов — рослый молодой человек, нарядно одетый. Кинжал и газыри отделаны золотом, хорошая черкеска, обувь… Молодец под стать хорошенькой жене.

Познакомились, прошли в кабинет. Узнав, кто я и по чьему поручению, Сеферов немного смутился, но сейчас же весело сказал:

— Неприятности после обеда. Вы мой гость, пообедаем, а дело не уйдет. Посидите, прошу вас, минутку, пойду распоряжусь.

Прошли в столовую. Стол был хорошо сервирован: водка, вина, закуска. Выпивали, ближе знакомились. Хозяева проявили изысканное восточное гостеприимство, и мы, хорошо нагрузившись, незаметно просидели около двух часов, пробуя разные вина и наливки.

Перешли в кабинет, где уютно расположились. Узнав, что я после обеда не сплю, Сеферов сказал:

— Деловой разговор — закуска плохая, но поговорить надо, а то выходит неловко, как будто я избегаю говорить по поводу резановского дела. Должен вам сказать, — начал Сеферов, — что я работаю самостоятельно пятнадцать лет, и я весь в деле. До женитьбы — а женат всего четыре года — я успел сколотить приличное состояние, пользуюсь большим доверием на месте и в крупных конторах в Ростове-на-Дону. Главное мое дело — продажа хлебов. Я составляю партии разных зерновых продуктов, которые сдаю по договорам и запродажным письмам лицам и обществам, с которыми нахожусь в торговых сношениях. Сделки совершаются обычно за несколько месяцев до сдачи, и в этом мой риск, так как большею частью цены на хлеба и прочее определяются в моих соглашениях. Например, я запродал Резанову в апреле сего года 1000 четвертей пшеницы по 10 рублей 40 копеек с обязательством сдать до 15 сентября. В задаток я получил 5000 рублей. Если я угадал «настроение рынка», то заработаю. В противном случае могу понести убыток. «Настроение рынка» зависит от урожая, качества хлеба, стоимости рабочих рук и некоторых случайных обстоятельств. Надо, как видите, хорошо быть осведомленным. Местные условия торговли я изучил основательно, имею все сведения о посевной площади и прочем и на этих основаниях совершаю сделки, пользуясь капиталом покупщиков и кредитами в банках и у продавцов. Фактически являюсь ответственным слугой Резановых, Дрейфуса и других. Они на мне наживаются много, а я пользуюсь крохами. Прошлый год был для меня неблагоприятен, и эта осень закончится для меня большими убытками, если я выполню все сделанные мной запродажи. Я потеряю все нажитое мной, а может быть, и вовсе разорюсь. Этого я не перенесу. Мое знакомство с вами, — продолжал Сеферов, — произошло только сегодня, но я вам верю и не сомневаюсь в том, что не воспользуетесь в интересах Резанова моею откровенностью. Хлеб сдать не могу, задаточные деньги должен возвратить, но хочу получить рассрочку, а может быть, и некоторую скидку.

Опускаю подробности рассказа Сеферова. Закончил он так:

— Если вы теперь протестуете вексель, то причините мне непоправимый, большой вред и Резанов не получит пользы. Я прошу вас помочь мне. Верьте, что говорю правду и не подведу вас.

Под влиянием выпитого, хотя не был пьян, повлиял ли на меня рассказ Сеферова, инстинктивно ли чувствовал, что, не протестуй векселей сейчас, они потеряют значение, но я спокойно вынул векселя из кармана и сказал:

— Раз я не могу предъявить к платежу и в суд немедленно векселя, то это все равно что верю вам «на слово», ибо ясно, что вы еще не успели закончить приведение своих дел в порядок. Нанести вам удар не могу, верю, что вы не злоупотребите моим доверием. Берите ваши векселя. — И я порвал все четыре векселя и отдал их Сеферову.

Он ахнул:

— Что вы сделали? Зачем?

Проделав нелепость, я тоже взволновался, но сохранил внешнее спокойствие и лишь сказал:

— Я вам верю,