Аддингтона, и только Аддингтон может освободить меня от этой клятвы». Как звучит! Благородные джентльмены знают цену слова. А дальше он говорит, что «текущие события показали, что это было ошибкой». Каннинг, уже не в первый раз, предлагает обратиться к Аддингтону – пусть он «освободит» Питта. Питт, в очередной раз, отмахивается:
«Мои амбиции – это характер, а не должность». Потрясающе! Зачем он упорствует? С «клятвой» ведь все равно придется покончить. Но сколько всего будет потеряно! От Питта откажутся многие из союзников, у которых его поведение вызывало вполне справедливое возмущение. Главное – потеряны время и возможности. Да, «щепетильность» Питта дорого стоила. Порочный круг! Вырваться из него предстояло и Питту, и стране…
Глава третья. Бремя трудных решений
Генри Аддингтон – человек деликатный. Король еще был не вполне здоров и премьер обратился с просьбой к его врачам. Не поинтересуются ли они как Генри III отнесется к идее заключения мира с Францией? То ли потому, что монарх доверял врачам, или по какой-то иной причине, но монарх неожиданно идею одобрил. Впоследствии он скажет лорду Мальмсбери: «Я называю этот мир экспериментальным. Он таковым и является, и ничем больше. Полагаю, вы думаете так же. Но он был неизбежен, ведь меня оставили все союзники, и вообще – все. Я сделал это… так как не мог поступить иначе». Георг III был честным человеком.
…В период своей отставки Питт в Лондоне бывал крайне редко. В основном проводил время либо в Уолмере, либо в курортном Бате. Бат ему порекомендовали врачи, чтобы поправить здоровье. Питту понравилось, да и в лечении он нуждался. С 1801 года и до конца жизни в состоянии здоровья Питта – постоянные перепады.
Все лето и начало осени 1802-го он проболел. Леди Эстер Стэнхоуп, посетившая его в сентябре, пишет, что он «очень слаб». Считает, что дело в подагре и «исключительной для Англии жаре». В ноябре Питт отправляется в Бат, и приехавший к нему его бывший кембриджский наставник Претимэн, ныне – епископ Томлайн, видит уже другую картину. «Его здоровье лучше, чем когда-либо с момента нашего знакомства, лечение в Бате сильно помогло. Он съедает полторы порции на обед, а за ужином больше, чем я видел раньше. Никакого вина за завтраком, два очень маленьких бокала мадеры за ужином и меньше пинты портвейна после него…»
Епископ доволен, и в то же время он видит, что Питт обеспокоен. Недолюбливавший Аддингтона Томлайн сам заводит разговор о правительстве. Беседа получается крайне интересной. «Он (Питт. – М. К.) твердо решил не нести никакой ответственности за то, что было сделано или делается в области внешней политики… Он даже не хочет быть втянутым в конфиденциальное общение. Он также принял решение снова вступить в должность, когда представится случай (выделено мною. – М. К.)… Сказать больше в письме не осмеливаюсь».
Не осмеливается? Лорд Окленд, генеральный почтмейстер, когда-то считался другом Питта, но после того, как он остался в администрации Аддингтона, Питт прервал отношения с ним. Все оставшиеся друзья Питта считают, что по распоряжению Окленда переписка с Питтом вскрывается, Аддингтон получает специальные доклады. Официально это доказано не было, но и друзья, и сам Питт осторожничают.
Благодаря же письму епископа Томлайна мы знаем, что уже осенью 1802 года у Питта появилась мысль о возвращении. Однако следом за Томлайном уже к возвратившемуся в Уолмер Питту приезжает Каннинг, и мы слышим те самые слова «про клятву». Каннингу, зная про его горячность, Питт про возвращение ничего не говорит.
Клятва? Пока соблюдается. Питт хотя и говорит Томлайну о «нежелании конфиденциального общения», тем не менее – общается. И с Аддингтоном, и с Хоксбери. Он всего лишь дает советы – и видит, что его советы становятся абсолютно бесполезными. Нельзя не признать, что Аддингтону досталось от Питта непростое наследство. Экономика, внешняя политика – все требовало высокого уровня компетентности, а ее-то как раз у Аддингтона, не было. «Советы» же Питта начали его раздражать.
Аддингтон плохо разбирался в финансах. Здесь советы ему бы точно пригодились. Хотя бы – можно было бы не ломать то, что создано Питтом. Есть историки, утверждающие, что Аддингтон якобы «сумел выйти из кризиса». Это сильное преувеличение. Более того, правы скорее те, кто считает, что Аддингтон кризис усугубил.
Он отказался от радикального подоходного налога Питта. На том основании, что налог не принес ожидаемых доходов. Поднял на треть начисленные налоги, увеличил экспортные и импортные пошлины и предложил собрать 5 миллионов фунтов за счет казначейских векселей. Такие меры могли дать лишь кратковременный эффект, что, собственно, и произойдет. Это и есть успех?
Питт всегда мыслил стратегически. Его бюджеты – с дальним прицелом. Он сразу понял, что инициативы Аддингтона расстроят финансы страны, что тоже произойдет. Питт пришел в ужас. Аддингтон пригласил его в январе 1803 года к себе в Уайт-Лодж для «большого разговора». Питт скажет, что рассуждения хозяина дома об экономике «столь же скучны, как зимний пейзаж», и уедет из Уайт-Лодж раньше срока. Каннингу напишет, что «его взгляды на международные проблемы почти совпадают с теми, что есть у Кабинета, но убедить Аддингтона в его ошибках в финансовой политике мне не удалось». Меж тем кризис и окончательное «прозрение» Питта произойдут как раз из-за международных проблем.
…«Что касается английского кабинета министров, то я всегда был вынужден сначала победить и силой добиться соглашения о мире, а также полностью отделить Англию от остальной Европы, прежде чем заставить их слушать меня: и даже тогда, когда они приступали к переговорам со мной, они не спеша тянулись по колее старой рутины. Они старались отвлечь мое внимание проволочками, предварительными условиями, формальностями, прецедентами и бог знает чем еще. Но я чувствовал себя настолько сильным, что мог позволить себе смеяться над всем этим!»
Сказано Лас-Казу на Святой Елене. Наполеон сильно «обобщил», ведь, по сути, он имел в виду лишь события, связанные с заключением Амьенского мира 1802 года. Похоже, хотя не всё, и не совсем.
…Питт много раз собирался заключать мир с французами. Всегда что-то мешало. Или кто-то. Аддингтон попросил врачей узнать мнение короля относительно мира с французами в марте 1801 года. Георг был еще слаб, Аддингтон – его любимый министр, в общем, возражать он не стал. В апреле мирные предложения отправили в Париж. И Бонапарт отверг их! Чем он руководствовался, не очень понятно. Скорее всего, хотел еще больше усилить свои позиции. Потом он решил, что репутация миротворца ему совсем не повредит, и дал согласие на переговоры.
Можно