class="p1">1802 год, Питт – в отставке. Его племянница леди Эстер Стэнхоуп описывает гуляющего по Гайд-парку дядюшку:
«Он выглядел как не обращающий ни на кого внимания поэт, чьи идеи витают в воздухе». Высокий, худой, немного неуклюжий, смотрит только прямо перед собой. Он ведь совсем не старик, едва за сорок. И на старика не похож, только вид – усталый.
Он всегда умел прятать свои эмоции, он сохранит эту способность до конца жизни. Осталась чопорность, которую многие считают напускной. Французские эмигранты, например, которых принимал премьер, постоянно негодовали по поводу отсутствия «сердечности». Наивные люди…
Питт выходит в свет лишь по необходимости и по-прежнему не испытывает никакой потребности в разговорах о «высоком» с писателями, философами или художниками. Этим он сильно отличался от Наполеона. Наполеону было интересно, Питту – нет. Хотя он прекрасно знал классическую и английскую литературу и вполне мог поддержать беседу, но ни повода, ни собеседников не искал.
Уильям Уилберфорс считал, что «…он (Питт. – М. К.), бедняга, никогда не тренирует свой ум прекращением размышлений на политические темы, а ведь они – самые ожесточающие и раздражающие». Питт действительно не «отвлекался». Неужели даже в отставке он думает исключительно о политике? Скорее всего. Ведь это то, что ему было интересно всегда. И образ поддерживается. Англичане ведь считают, что Питт – единственный, кто размышляет лишь о благе страны. Кто, кроме него, мог стать «спасителем нации»? Да никто! Питт им и станет.
При этом друг Питта лорд Мальмсбери (он, кстати, и закажет Хоппнеру знаменитый портрет) пишет о Питте: «…Его стиль и манеры вполне могли быть присущи законченному бездельнику». Что он имел в виду? Наверное, то, что Питт каким-то образом сочетал холодность и отстраненность с необыкновенной расслабленностью. Даже в самые сложные моменты – никакой напряженности. Это всегда производило сильное впечатление.
Больше всего его утомляли люди, и последние годы жизни Питт предпочитал проводить время за городом. Деревенские радости успокаивали его, здесь он действительно бездельничал. Пить он не перестал. Врачи все понимали и рекомендации давали соответствующие. Вроде «чередовать», не пить «позже» или «раньше». В любом случае – здоровье его ухудшалось. Чем дальше, тем заметнее.
Однако Питт и духом не падал, и, по крайней мере, с друзьями общаться не переставал. И в Лондоне, и в загородных резиденциях. Только круг общения постепенно становился другим.
С Гренвиллом они практически разошлись. С Дандасом нет, продолжают выпивать, как и раньше, но реже. Питт дружит и с Уилберфорсом, хотя знаменитый аболиционист сам признает, что доставил премьеру «немало хлопот». И есть два человека, с которыми Питт общается с особым удовольствием. Оба не просто беззаветно преданы Питту, для них он еще и объект восхищения. Навсегда.
Один – ровесник Питта, другой – сильно младше его. Ричард Морнингтон, маркиз Уэлсли, и Джордж Каннинг. В последние годы жизни Питта эти двое – самые близкие его друзья. Любопытно, что и Морнингтон, и Каннинг – родом из Ирландии. Совпадение, наверное, случайное, но к Ирландии у Питта было особое отношение. Формально именно Ирландия и станет причиной его отставки.
…Как и каждый большой политик, Питт иногда ошибался с выбором кадров. Ему постоянно припоминали назначение на высокий пост брата Джона. Однако этот промах нельзя даже сравнивать с другим, куда более серьезным.
Александра Уэддерберна, лорда Лафборо, называют прежде всего «выдающимся юристом своего времени». В тонкостях сложных вопросов, не только юридических, Лафборо разбирался действительно хорошо. Умел переходить из одной политической группировки в другую практически без потерь. По словам одного историка, «…грация его изгибов и мастерство его объяснений были таковы, что каждый новый поворот вызывал скорее восхищение, чем удивление».
Лафборо умел очень красноречиво молчать, а говорил обычно лишь то, что почти ни у кого не вызывало раздражения. Когда Лафборо вошел в правительство Норта – Фокса, он был единственным его членом, который не позволял себе критических замечаний ни в адрес Питта, ни короля. Это оценили.
Говорят, что Георг III сам предложил в 1793 году кандидатуру Лафборо на пост лорда-канцлера. Питту хитроумный молчун не очень нравился, а без его одобрения Лафборо бы пост не получил. Но премьер не стал возражать и впоследствии сильно пожалеет об этом. Во время очередной попытки Питта решить ирландский вопрос Лафборо поведет себя совершенно недостойно.
Питт Младший – первый из британских премьеров, кто активно занялся проблемами «Зеленого острова». Хотя, надо признать, и нужда заставила. Сделать Ирландию свободной Питт, разумеется, не собирался и решительно боролся с теми, кто вынашивал подобные планы. Когда во время ирландского восстания 1798 года командующий британскими войсками генерал Аберкромби сам возмутился жестокостью своих солдат, Питт в ответ заявил, что «это похоже на рассуждения иностранца».
Премьер боялся. Того, что в любой момент могло стать реальностью. Французы высаживаются в Ирландии, объединяются с местными «недовольными», дальше… Кошмар, настоящий кошмар! Но его желание успокоить Ирландию не было порождено одним лишь страхом. Питт искренне хотел и улучшить положение ирландцев. Вопиющего неравноправия быть не должно! Это почти так же опасно, как появление французов на «Зеленом острове».
Некоторые британские историки считают, что у Питта не было продуманной ирландской политики. На наш взгляд, стоит согласиться с советским академиком Тарле, изучавшим тему. Он отмечает, что в решении ирландского вопроса Питту нельзя отказать ни в дальновидности, ни в последовательности. Это действительно так.
Еще в 1785 году Питт предложил отменить таможенные пошлины в англо-ирландской торговле, но британские парламентарии не согласились. В 1793 году Питт согласился дать избирательные права землевладельцам-католикам, тогда же он впервые заговорил об англо-ирландской унии, пока только парламентской, но идею похоронили практически сразу же.
Как раз ирландский парламент вызывал у Питта сильное беспокойство. Казалось бы, что плохого, у Ирландии есть свой парламент. Только этот орган совсем не представлял интересы всех ирландцев, точнее, совсем небольшой их части. Богатых и знатных протестантов, которые считали себя, в первую очередь, англичанами. Такой парламент вызывал у Питта не только недовольство, он справедливо считал его источником раздражения и возмущения.
В 1795 году Питт отправил своим чиновникам в Ирландии новые соображения относительно англо-ирландской унии, причем с некими общими размышлениями, например – о расширении прав католиков. Питт ознакомил с документом только членов кабинета, ведь рекомендации не были обязательны к исполнению.
Лафборо тайно передал информацию королю, фактически предав премьера. Георг III пока никак не отреагировал, но – насторожился. Лафборо, увидев заинтересованность монарха, решил, что у него появился отличный шанс укрепить свои позиции. С этого момента он начал «консультировать» Георга по ирландскому вопросу. Без ведома Питта. И Лафборо, как