– Понял, всё сделаем.

Пациент выглядел так, будто жизнь его висела на волоске. Из клетки в служебное помещение шёл, пошатываясь и еле волоча ноги, а с лица не сходила гримаса нестерпимой боли.

– Что вас беспокоит? – спросил я.

– Сердце… С сердцем плохо… А-а-а, как больно… Бьётся неправильно, как будто остановится…

– Болит постоянно или только при вдохе?

– Постоянно…

– Раньше такое бывало?

– Нет, но у меня батя от инфаркта умер, наверно, по наследству передалось…

Конечно же, первым делом сняли кардиограмму. И вопреки всем жалобам оказалась она не просто нормальной, а по-настоящему идеальной, с правильным синусовым ритмом. Памятуя о коварных задних инфарктах, зачастую не отображающихся в стандартных отведениях, сделал я собственноручно ЭКГ по Небу. Благо шпаргалка была под рукой. Но и там ничего криминального не вылезло. В качестве последнего штриха, сделали тропониновый тест, реагирующий на повреждение миокарда, и результат оказался отрицательным.

– Ну что, всё у вас замечательно, – сообщил я. – Ничего плохого в сердце нет.

– Да вы чего гоните? – громко возмутился он, видимо позабыв, что находится при смерти. – Везите меня в больницу! Мне чё тут, сдохнуть, что ли?

– Нет, везти вас не с чем.

– Да вы чё, блин, не люди, что ли? Вы в мусарне работаете, да?

Продолжать диалог было бессмысленно, и мы удалились, не обращая внимания на раздававшиеся вслед угрозы и оскорбления.

– Ну как? – спросила сотрудница прокуратуры, когда мы вернулись в зал.

– Всё замечательно, жив-здоров, – ответил я.

– Значит, в судебном участвовать может?

– Да, конечно. Извините, у меня вопрос созрел. А если мера пресечения ещё не избрана, обвиняемого всё равно конвой стережёт? – поинтересовался я.

– Нет, просто его из ИВС привезли, он там содержался. А после ареста в СИЗО поедет.

Мораль тут очевидна и проста: симулировать надо с умом, заранее всё продумав. Но умственные способности нашего несостоявшегося пациента оставляли желать лучшего. Ведь он выбрал самый что ни на есть проигрышный вариант. Видать, не знал, что сердечная патология не диагностируется на основе одних лишь жалоб. Лучшим вариантом здесь была бы симуляция боли в животе. Тогда пришлось бы везти его в хирургический стационар. И пусть там не нашли бы никакой патологии, но судебное заседание было бы сорвано.

Вместо обеда получили следующий вызов: задыхается женщина тридцати пяти лет.

Открыл нам супруг больной, высокий, спортивного вида мужчина:

– Здрасьте, что-то жена у меня совсем раскисла, стала как старая бабка. Может, почините её? Иначе у нас все планы сорвутся.

– Ладно, сейчас посмотрим.

Больная с нездоровым румянцем на щеках лежала на заправленной кровати.

– Здравствуйте, что случилось?

– Я простудилась очень сильно. В груди всё заложено, никак не дышится. И температуру не могу сбить.

– А почему врача из поликлиники не вызвали?

– Потому что ждать очень долго. Да она ничего и не сделает, только лекарства выпишет и всё.

– Так, а от нас вы что хотите?

– Ну вы же можете какой-нибудь укол сделать. А ещё у вас специальная брызгалка есть, чтоб не задыхаться.

– Дайте-ка я вас сперва послушаю.

Услышанные звуки оптимизма не внушали. Хрипы и крепитация говорили о двусторонней пневмонии. Да ещё и температура была высокой, тридцать восемь и восемь.

– Ничем не могу обрадовать, – сообщил я. – У вас двусторонняя пневмония, то есть воспаление лёгких. Путь только один: в больницу.

– Не-е-е-т, да вы что, какая больница! – встревожилась больная. – Завтра свадьба у брата, мы хотя бы в ЗАГС должны прийти! Ну сделайте укол, пожалуйста!

– Да сделаем мы вам укол, но ведь он же не волшебный, болезнь не вылечит. От него только температура снизится, да и то на время. Без лечения вы жизнью рискуете, тут дело не шуточное!

– Ну вы скажите тогда, чем лечиться. Муж сходит, всё, что нужно купит.

– Мы не имеем права назначать лечение. Наша задача – облегчить состояние и увезти в стационар.

– Блин! Ну ладно, тогда хоть укол сделайте!

Укололи её жаропонижающим и, взяв письменный отказ от госпитализации, распрощались.

Образ мышления этой пациентки пониманию не поддаётся. Не могла, да и не хотела она осознать всю серьёзность своей болезни. А оттого и неправильно приоритеты расставила. Мол, главное брата уважить, на свадьбе погулять, а потом будь, что будет, глядишь всё само рассосётся. Но, рассуждай-не рассуждай, а насильно человеку не поможешь.

Наконец-то разрешили обед, ставший долгожданным. Валентин Василич, как всегда, никуда не спешил и поэтому мы не поехали, а медленно и печально поползли. Путь, который можно было проехать минут за десять-пятнадцать, занял у нас тридцать три минуты.

Почему-то в этот раз времени нам дали много, больше двух часов. Но, сколько ни сиди, а вызов всё равно неизбежен. Не бывает такого, чтоб с обеда до конца смены дурака провалять. Дали перевозку девушки семнадцати лет из ПНД в психиатрический стационар.

Автором направления был молодой врач, имя-отчество которого, к своему стыду, я так и не удосужился запомнить.

– Девочка с пограничным расстройством личности, у нас год наблюдается. Очень проблемная. Наносит самоповреждения, о смерти мечтает. Стала на «голоса» жаловаться, но на процесс не похоже. Сегодня опять все руки себе исцарапала. На госпитализацию согласна, сидит в коридоре с матерью.

– Вы за Людой Поповой? – спросила женщина, кивнув на невысокую круглолицую девушку с короткими чёрными волосами.

– Да, пойдёмте в машину, там побеседуем.

С лица Людмилы не сходило уныло-тоскливое выражение, и никакой заинтересованности беседой она не проявляла.

– Люда, что вас сейчас беспокоит?

– Ой, ну я же только сейчас рассказывала, – недовольно ответила она.

– Хорошо, давайте тогда пообщаемся коротко, только о самом важном. Какое у вас настроение?

– Плохое.

– Давно?

– Всегда. Мне всё надоело, я не знаю, зачем живу. Смысла никакого не вижу.

– А порезы себе наносите, чтобы с жизнью расстаться?

– Нет, просто мне сразу легче становится, настроение повышается. Скорей бы эту дурацкую школу закончить…

– Люда, а ещё мне сказали, что вас беспокоят какие-то голоса. Может, расскажете о них поподробней?

– В голове бывает какой-то голос непонятный.

– И что он вам говорит?

– Мои мысли повторяет, обсуждает меня.

– А как вы считаете, этот голос реальный или просто кажущийся?

– Ну, конечно, ненастоящий, я же не шизанутая! Просто кажется.

– Он вас не пугает?

– Ну как, а вдруг заставит чего-нибудь плохое сделать?

– Он громкий? Мешает вам?

– Нет, тихий. Особо не «достаёт».

– Люда, а в