С нескрываемым волнением ходил Юрий Лопырев по военному городку. Все ему здесь казалось родным, близким. В каждом встреченном офицере он видел товарища отца. Проходя в штабе мимо первого поста, Лопырев подтянулся, на секунду замер, приветствуя боевое знамя.　

— Здравствуйте, товарищ Лопырев! — услышал в ответ на свой рапорт о прибытии Юрий. Навстречу ему шел, улыбаясь, командир части. — А мы вас ждем, в штабе округа нам рассказали про вас.　

Командир долго беседовал с молодым солдатом интересовался его жизнью, расспрашивал про мать. Офицеру понравился Юрий. «Хорошая смена вступила на дорогу отцов», — с удовлетворением подумал он.　

Приняли Лопырева на батарее радушно. Молодой солдат с первых дней почувствовал, что попал в боевую и дружную семью, где хранят добрую славу тех, кто когда-то служил здесь.　

В Ленинской комнате части висит большой, в золотой рамке щит. На нем выписаны фамилии и имена солдат, сержантов и офицеров, которые в тяжелые блокадные годы оставались бессменно на боевом посту. Есть тут и фамилия храброго зенитчика Лопырева Ивана Романовича.　

В части Юрий наконец встретился с человеком, который близко знал его отца, вместе с ним участвовал в боях. Старший лейтенант Виталий Голубев как только увидел рядового Лопырева, так радостно воскликнул:　

— Весь в отца, ну ни дать ни взять Иван Романович! Я о тебе, дорогой мой, еще в памятные блокадные дни услышал. Бывало, в минуты затишья соберемся в окопе, закурим одну самокрутку на весь расчет и сидим — греемся, разговариваем, «стратегические» планы строим, как бы нам скорее блокаду снять, врага разбить, к родным возвратиться.　

«Юрка меня ждет», — говорил нам твой отец. Он доставал из потертой сумки письмо, принимался читать. А в письме-то все больше сообщалось о тебе, о том, как ты растешь, как улыбаешься, как тянешься ручонками к отцовским письмам. Сильно любил тебя отец.　

Однажды Иван Романович узнал, что неподалеку от наших огневых позиций находился детский дом. В одном из старинных особняков за толстыми стенами жили оставшиеся в городе ребятишки. Они так же, как и все ленинградцы, испытывали беду, нуждались зимой в топливе, недоедали. Отец твой, он был парторгом, поговорил с коммунистами. И мы взяли шефство над ребятишками, носили им дрова, делились с ними нашим солдатским пайком. Был там один бойкий мальчишка, тоже Юркой звали. Иван Романович дружил с ним. Бывало, возвратится после такой встречи в батарею, сидит задумчивый. Больно было на душе, тревожились мы за судьбу ленинградских ребятишек. «После войны, — говорил, бывало, Иван Романович, — обязательно найду этого бойкого Юрку и увезу к себе под Воронеж, пусть растут вместе с моим Юркой как братья».　

А когда появилась «Дорога жизни», наших ребятишек посадили в машины и увезли из осажденного города на Большую землю, куда-то в Сибирь. Мы с Иваном Романовичем собирались проводить своих юных друзей, но не смогли. Ранним утром по тревоге встали у орудия и весь день не отходили, отражая вражеские самолеты. Стреляем, а на душе тревога: «Как там наши мальчишки и девчонки, успеют ли проскочить машины?» «Успеют, — успокаивал нас командир, — надо только стрелять нам без промаха по стервятникам». А стреляли мы метко, такая кипела злость в груди, что не могли мы промахнуться. Нас за тот бой орденами наградили. Иван Романович потом говорил всем: «Это награда у меня за Юрку».　

Старший лейтенант Голубев в годы войны был солдатом в зенитном орудийном расчете, которым командовал сержант Иван Лопырев. Он помнит, как в одном из боев их командир вышел победителем из поединка с пикирующим на орудие фашистским самолетом. Тогда Иван Романович был награжден медалью «За отвагу».

Многое узнал Юрий из рассказов старшего лейтенанта. Когда Голубев заторопился уходить (его срочно вызвали в штаб), рядовой Лопырев встал и просяще заглянул в лицо офицеру. Старший лейтенант обнял солдата.　

— Я все понимаю, Юра, но об этом ничего сказать не могу. Погиб твой отец под Пулковом в январе 1944 года. В том бою я не был, на курсы уезжал… Но дрался, писали потом мне товарищи, сержант Лопырев храбро. Иван Романович выкатил свое орудие на прямую наводку и в упор расстреливал гитлеровские танки. Он и раненым остался у орудия. И тогда, когда весь расчет выбыл из строя, продолжал бить метко по врагу. Гордись, у тебя был хороший отец, настоящий солдат.　

* * *　

В батарее рядовой Юрий Лопырев показал себя образцовым, или как любит говорить старший лейтенант Голубев, настоящим солдатом. Лучше всего о его службе и о том, как он хранит память об отце, говорят три нагрудных знака солдатской доблести, которыми награжден комсомолец. Хорошо сказал об этом командир:　

— В этих наградах есть частица тех боевых орденов и медалей, которыми был награжден здесь, на ленинградской земле, твой отец. И я рад прикрепить значок отличника на гимнастерку сыну солдата-фронтовика.

…В далекой воронежской деревне Федосия Дмитриевна по-прежнему с волнением ожидает и с радостью читает солдатские письма. И кажется ей, что написаны они тем же знакомым почерком, та же рука, только может быть, немного покрепче, помоложе.