После ранения Сизов попал в армейскую дивизию, с которой и прошел путь от Москвы до Штеттина. Повстречав случайно на границах Польши земляка, разведчик узнал о гибели отца и сестры, повешенных гитлеровцами за связь с партизанами. Мать Сергея фашисты угнали в Германию.　

Сизов был любимцем отряда. О нем рассказывали немало интересных историй. Это он, возвращаясь однажды из разведки, неожиданно был атакован десятью фашистами, вышел из поединка победителем и взял «языка». В другой раз Сизов, захватив в плен гитлеровского офицера, под огнем переправился с ним вплавь через Вислу.　

Уходя в разведку, Сергей всегда брал с собой фотографию девушки. Когда мы подружились, он рассказал мне про свою любовь. Звали ее Оксана. Была она родом из небольшого поселка, затерявшегося в неоглядном просторе льняных полей Смоленщины. Последний раз они виделись в Москве. Морозным январским вечером 1942 года Михаил Иванович Калинин вручил младшему лейтенанту Сизову и Оксане Петренко боевые ордена.　

Оксана была радисткой разведгруппы армии, в которую входила дивизия Сизова. Но встретиться им больше не пришлось. В одном из боев Сергей получил тяжелое ранение, а вернувшись из госпиталя, узнал: сержант Петренко не вернулась с территории врага, куда была послана со специальным заданием.　

— Вот она, моя Звездочка, — заканчивая рассказ, сказал Сергей и протянул мне фотографию. На обороте была надпись: «Любимому от его Звездочки».　

Однажды мы готовились к десантному броску через Одер. Поздней ночью ко мне привели старого чеха, бежавшего, по его словам, из баронского поместья. Узник гитлеровских концлагерей с 1941 года, Ромул Жижка хорошо говорил по-русски. Он рассказал, что летом прошлого года в их лагерь, находившийся в то время еще в Восточной Пруссии, была доставлена раненая русская девушка-парашютистка. Надзиратели лагеря обращались с ней люто, и она бы погибла, если б не пани Петровна, — так звали в лагере старую русскую женщину, пользовавшуюся у узников исключительным уважением. До лагеря Петровна работала на военном заводе. За колючую проволоку ее бросили за то, что она отказалась везти в экипаже пьяного фашистского ублюдка — сына начальника завода. Он хлестал ее кнутом, исступленно крича: «Повезешь?» — «Нет…» — тихо, но упрямо отвечала она.　

Парашютистка держалась с людьми просто. И словом и делом поддерживала слабых. По вечерам в темном бараке, когда при свете мерцающей коптилки едва были различимы мертвенно-бледные лица узников, девушка говорила о том, что близко освобождение, рассказывала про силу наступавшей Советской Армии, вполголоса пела песни своей Родины, радостные и привольные.　

Когда Советская Армия перешла границы Восточной Пруссии, лагерь расформировали Жижка, Петровна, парашютистка и еще тридцать узников были направлены на работу в расположенное у моря поместье барона фон Зикенфридта. Вскоре и сюда докатился грохот боев; барон бежал. Вечером того же дня в замок ворвалась большая группа эсэсовцев. Рабы барона так и не успели воспользоваться свободой. 　

Почти весь вечер провозились гитлеровцы с рацией: им требовалось передать куда-то сведения о продвижении советских войск. Но радист их по дороге в замок был убит, и аппарат не повиновался неумелым рукам. Тогда эсэсовцы вызвали к себе парашютистку. О том, что она радистка, им сказали два американских летчика, жившие в поместье на правах полугостей-полупленных.

Что произошло в ту кошмарную ночь в кабинете барона, никто не знает. На утро пьяные гитлеровцы вывели оттуда парашютистку. На ее груди кровью сочилась вырезанная ножом пятиконечная звезда. У старого дуба старший из эсэсовцев, злобно сверкнув глазами спросил. «Передашь?» Ответа не последовало. Тогда палачи привязали девушку к дереву и начали стрелять в нее.　

— Как звали девушку? — перебил чеха мичман Ткачук.　

— Пани Петровна звала ее странным именем Звездочка, — ответил чех. — И мы все так ее звали.　

Вошел вызванный мною Сизов.　

— Как звали твою мать? — спросил я его.　

— Пелагея Петровна, — ответил Сергей.　

Через несколько минут мы уже следовали за старым чехом.　

Десять километров на машине, а затем столько же пешком　вдоль берега моря по зарослям камыша — и мы у цели. Гитлеровцам не удалось бежать.　Бой был коротким, но ожесточенным. Разведчики и матросы уничтожили эсэсовцев всех до единого В этом же бою мы потеряли и нашего друга: Сергей Сизов, первым ворвавшийся в замок, был убит.　

Похоронили мы Сергея и Оксану поздно вечером. Оксана лежала в гробу такая же прекрасная, как была при жизни. Лучи заходящего солнца золотили длинные пряди ее чудесных волос. Казалось, она задремала, и в сладком забытьи ей слышен шелест родных смоленских березок. Могилу вырыли вблизи дороги, под сенью вековых буков, откуда хорошо был слышен рокот моря, так горячо любимого Сергеем, и видна скала, где в темные ночи часами простаивала Оксана, вглядываясь в сторону родной земли.　

Долго стояли у дорогой могилы русские воины, французские и чешские девушки. Попытались приблизиться к ней и американские летчики с букетами роз из баронской оранжереи. К ним навстречу вышел Жижка. Гневом сверкнули его глаза:　

— Уходите. Здесь место свято. Уходите немедленно. Иначе…　

На могиле Петровна не плакала. Казалось, она окаменела от горя.　

— Не терзай себя так, мама. Не терзай. Мы все теперь сыны твои, все, — говорил ей мичман Ткачук, и скупые слезы катились, впервые за всю войну, по лицу этого бывалого воина.　

Никто не спал в ту ночь. Нам хотелось невозможного: хотелось воскресить, вернуть к жизни Звездочку и Сергея. А еще… еще нам всем очень хотелось в бой.　

Мы вышли в поход утром. С моря тянуло теплым, чуть солоноватым ветром. Впереди лежал широкий, дышащий морским простором Одер — последний рубеж обороны обреченной гитлеровской Германии. Позади высились острые крыши полуразбитого замка. У дороги стояла Петровна. Подняв руку над головой, она благословляла нас на победу.

ТАЙНА ЗАКОЛОЧЕННЫХ БАРЖ　

Последняя неделя апреля. Победа наша близка. Достаточно постоять несколько минут на перекрестках фронтовых дорог, у столба с указателями десятков пунктов вражеской земли, всмотреться в возбужденные лица солдат, в лица большой разноголосой толпы — поляков, русских, голландцев, чехов, освобожденных советскими воинами из неволи, — и становится ясным: история отсчитывает последние часы проклятого фашистского режима.　

На берегах Одера еще шло сражение, а по многочисленным рукавам устья реки уже пробирались к морю десятки речных кораблей немцев. Нашему отряду было приказано вылавливать этих беглецов, охранять суда от диверсий. Отряд был небольшой, и действовать приходилось днем и ночью. На вес золота ценился каждый человек. Дозорную вахту матросы несли по двенадцать — четырнадцать часов.　

Большую помощь в те дни нам оказывал одиннадцатилетний русский парнишка, приставший к отряду под Кольбергом. Фашисты угнали семилетнего Славика с матерью из-под Ленинграда. Названия