Прекрасно зная предмет свой, он давно уже снискал основательностью своей методы и постоянною ревностию расположение к себе высшего лицейского начальства, по распоряжению которого, с августа месяца 1844 г., независимо от класса Закона Божия, Кочетов читает в том же лицее курс психологии, логики и нравственной философии. <…>

1832 г. ноября 22 перемещен в Петропавловский кафедральный собор, с возложением на него должностей ректора Петропавловского духовного и приходского училищ, благочинного над церквами, состоящими в Петербургской и Выборгской сторонах, цензора проповедей, сказываемых подведомыми ему священнослужителями, старшего попечителя в СПб. Попечительстве о призрении бедных духовного звания, члена Оспенного комитета и депутата в Уголовной палате, при ревизии оного дел, касающихся до духовных лиц.

Быв в продолжении семи лет начальствующим лицом при Смоленской кладбищенской церкви, И. С. Кочетов, обратив заботливое внимание на архитектуру главной церкви Смоленской Божьей Матери, значительно обогатив ее утварью, ризницею, книгами и звоном и устроив при ней два придела, сделал ее весьма удобною для местных требоисполнений. Сверх того, вместо деревянной, крайне ветхой церкви архистратига Михаила, устроена его попечением каменная церковь о 3-х приделах. И всё это сделано им не только без пособий от казны, но даже без всяких со стороны Смоленской церкви издержек. Самое кладбище приведено им в возможное по местному положению совершенство: устроены щебневые дорожки с древесными аллеями, вокруг кладбища сделана приличная ограда; береговая его часть укреплена сваями, низкие места подняты земляною насыпью, и проч. При этом он не забыл обновить и поправить находящееся при церкви богаделенное заведение, весьма много поврежденное наводнением 1824 года».

Отзыв А. Х. Востокова о сборнике «Пословицы русского народа» был если и не вполне благожелательным, то, во всяком случае, не враждебным. Маститый филолог указал на ошибочные толкования отдельных пословиц (В. И. Даль справедливые замечания учел при доработке сборника), выказал неудовольствие присутствием пословиц на религиозные темы, поставив вопрос: «Прилично ли?.»

В конце отзыва рецензент дал рекомендацию:

«Собирателю надлежало бы пересмотреть и тщательно обработать свой труд, который, конечно, содержит в себе весьма много хорошего».

Иной характер носило мнение И. С. Кочетова. Он заявил:

«По моему убеждению, труд г. Даля есть 1) труд огромный, но 2) чуждый выборки и порядка; 3) в нем есть места, способные оскорбить религиозное чувство читателей; 4) есть изречения, опасные для нравственности народной; 5) есть места, возбуждающие сомнение и недоверие к точности их изложения. Вообще о достоинствах сборника г. Даля можно отозваться пословицею: в нем бочка меду да ложка дегтю; куль муки да щепотка мышьяку».

Даже значительность размера труда В. И. Даля для протоиерея – недостаток:

«Через это смешал назидание с развращением, веру с суеверием и безверием, мудрость с глупостью…»; а также смешал «глаголы премудрости Божьей с изречениями мудрости человеческой» («сие не может не оскорблять религиозное чувство читателей»); «священные тексты им искалечены, или неверно истолкованы, или кощуннически соединены с пустословием народным». Священник был весьма невысокого мнения о своей пастве: «Нет сомнения, что все эти выражения употребляются в народе, но народ глуп и болтает всякий вздор».

В. И. Даль был противоположного мнения о народе, а свою задачу видел в том, чтобы собрать народную мудрость, считал также, что и не очень умными высказываниями не следует пренебрегать.

Кроме академиков к оценке труда В. И. Даля были привлечены цензоры: рядовой сотрудник Петербургского цензурного комитета Ю. Е. Шидловский и цензор высокопоставленный – член (а в будущем председатель) тайного «Комитета для высшего надзора за духом и направлением печатаемых в России произведений», одновременно являющийся директором Императорской Публичной библиотеки в Петербурге, барон М. А. Корф, однокашник А. С. Пушкина по Царскосельскому лицею.

Ю. Е. Шидловский, рецензируя труд В. И. Даля, прежде всего, боялся получить взыскание за неправильное, с точки зрения начальства, суждение о рассматриваемой рукописи. Он, вслед за И. С. Кочетовым, заявил об «оскорблении религиозных чувств» и затем написал:

«Пословицы и поговорки против православного духовенства, казны, власти вообще, службы, закона и судей, дворянства, солдат, крестьян и дворовых людей не только бесполезны, но, смею сказать, исключительно вредны…»

Ю. Е. Шидловский даже поставил вопрос о благонадежности составителя сборника.

Более свободный в своих мнениях, барон позволил себе пофантазировать: конечно, для широких масс сборник издавать нельзя, но специалистам он может быть полезен, поэтому его следует издать «в полном его составе» малым тиражом и выдавать только ученым людям.

Вся эта история была очень неприятна В. И. Далю. Через девять лет в «Напутном» к «Пословицам русского народа» он написал:

«Сборнику моему суждено было пройти много мытарств, задолго до печати (в 1853 г.), и притом без малейшего искательства с моей стороны, а по просвещенному участию и настоянию особы, на которую не смею и намекнуть, не зная, будет ли это угодно. Но люди, и притом люди ученые по званию, признав издание сборника вредным, даже опасным, сочли долгом выставить и другие недостатки его, между прочим, такими словами: “Замечая и подслушивая говоры (?) народные, г. Даль, видно, не скоро их записывал, а вносил после, как мог припомнить; оттого у него редкая (?) пословица так записана, как она говорится в народе…” <…>

Всего, в доказательство, что редкая пословица у меня верно записана и что большая часть их замечены ошибочно, праведные судьи мои приводят три примера, то есть по одному на каждые десять тысяч, и третий самый замечательный: “Та же неверность и в сборе (?) прибауток и пустоговорок; приведу в пример одну: у него написано: Не для чего, чего иного, как против такого, эта пустоговорка в народе выражается (почему же не гласит?) так: Не для чего иного, как лишь для прочего такого; а если лучше чего, так больше ничего; вот только и всего”.

Да, кажется, что только и всего…

Как бы то ни было, но независимо от такой неверности в пословицах моих, доказанной тремя приведенными здесь примерами, нашли, что сборник этот и небезопасен, посягая на развращение нравов. Для большей вразумительности этой истины и для охранения нравов от угрожающего им развращения придумана и написана была, в отчете, новая русская пословица, не совсем складная, но зато ясная по цели: “Это куль муки и щепоть мышьяку” – так сказано