Анализ общественно-политических программ А.И. Герцена и Н.К. Михайловского показывает типологическое единство их взглядов и позволяет характеризовать их как либеральный социализм. В центре мировоззрения обоих мыслителей находилась идея личности как высшей ценности. Если Герцен приходил к этой идее из философии Гегеля и теории Сен-Симона, то Михайловский в своей концепции опирался на идеи О. Конта и Прудона. С социалистической концепцией их объединяла идея целостного и всестороннего развития человека, с либерализмом – идея свободы как базовой характеристики. Не секрет, что для радикального социализма и казарменного коммунизма свобода является средством, а не высшей ценностью человека. В этом вопросе персонализм обоих мыслителей сближал их с либерализмом.

Либерально-социалистическое направление мысли обоих писателей проявилось и в понимании прогресса. Для Герцена и Михайловского прогресс не имел обязательного, нормативного значения, он скорее выступал в качестве открытой и незавершенной системы, желаемого идеала, путь к которому был тернист и противоречив, а посему предполагал использование различных методов преобразования действительности.

Для сторонников концепции либерального социализма ведущим методом преобразования жизни является социальная реформа, проводимая при определенных условиях верховной властью. Представление об относительной прогрессивности традиционных социальных институтов, царской власти характерно для позднего Герцена конца 1860-х годов и Н.К. Михайловского середины 1870-х годов. Такая позиция в значительной степени объяснима консерватизмом народа, живущего традиционными ценностями, и бессилием революционного меньшинства, психологически и культурно оторванного от основной массы населения. По существу, либеральный социализм исходит из идеи отсутствия в России значимого субъекта социальных преобразований, который еще необходимо воспитать. Единственно возможной силой для реформирования в этих условиях является государство. По этой причине либеральные социалисты были убежденными сторонниками политической демократизации и борьбы за политические свободы, в то время как для ортодоксального народничества были характерены аполитизм и приоритет социального освобождения перед политическим.

Указанные особенности либерального народничества семантически роднят его с либерализмом, нацеливая общество на мирные и эволюционные формы изменения России.

Заключение

Окончены последние строки исследования – пора подводить итоги! Предложенный разговор о Герцене «на историческую тему», конечно, не закончился. Герцен составлял, безусловно, эпоху, выражал ее нерв, искал и весьма часто не находил исторически оправданных решений. Мы не стремились дать канонически выверенный историографической традицией портрет этого человека, нас скорее побуждала потребность выявить личностный срез его оппозиционности, заглянуть по возможности в интенции его душевной и духовной жизни.

На мировоззрение Герцена как человека и как мыслителя влияли самые разные факторы, но резко бросался в глаза его «вольтерьянский дух», его неистовое богоборчество, непримиримая вражда с традицией как основа критики им «старого порядка».

Его жизненный путь в существенной степени определялся личной обидой на произвол власти, а сам его протест носил отчетливо персонифицированный характер.

Общий контекст культуры романтизма, в которую была погружена его молодость, повлиял на него, он воспринимал себя в качестве романтического героя, который вел беспощадную борьбу с узкими, ограничивающими формами жизни.

Как романтик, он был самотождественной (Шеллинг) личностью, объединяя в своем сознании несоединимое: романтическую душу и реализм, частное и общественное, революционизм и реформизм, литературу и жизнь. При соприкосновении с действительностью этот синтез неизбежно распадался, порождая глубокий внутренний конфликт и драму переживания бытия. Герцен – я в этом уверен – трагическая фигура!

Его мышление буквально горело выстраданным идеалом свободной личности, потребность в свободе он лично пережил, перенес через череду ссылок и унижений. Однако абстрактный идеал личности у него не имел метафизического обоснования, его идеал приземлен, для него ценность жизни – «сама жизнь»! Такая мировоззренческая установка рождала этический субъективизм, что делает Герцена предтечей народников.

Мировоззренческая доминанта Герцена до отбытия в Европу является анархо-либеральной, хотя и не была концептуально оформленной, она вызревала скорее из жизни, из постоянных ссылок. В этой связи «свобода лица» стала не только мировоззренческим символом и лозунгом, но и его личной потребностью.

Герценовский социализм в 1840-е годы был лишь пунктирной линией его мировоззрения, он только смутно намечался в увлечении сенсимонизмом. Попытка создать теорию русского социализма была связана с разочарованием в Западе, с неудачей «весны народов».

Особенностями доктрины «русского социализма» была ее противоречивость. Герцен более был писателем, чем политическим мыслителем. В ее обосновании он опирался на социально-исторические и философские аргументы, нежели аргументы политические. В его концепции социализма не был разработан механизм реализации. В России еще не созрели политические силы и лагеря для ее политической активизации, народную крестьянскую массу как субстрат будущей революции предстояло еще разбудить. Среди европейских революционеров такие политические силы уже созрели, они объединялись национальными идеями. Отсюда проистекала абстрактно-художественная формулировка политических проблем у Герцена, «историческая молодость» славянства противопоставлялась «старому миру» западных народов.

Герценовский способ полагания идеала проистекал от ощущения свободы от обстоятельств, за ним никто не стоял, он представлял, как писал Троцкий, самого себя. Его размышления о революции в начале 1850-х годов сродни интеллектуальному эксперименту. Его революционизм в это время был мировоззренческим феноменом, а не политическим.

Опыт «весны народов» наглядно показал, что прогресс нелинеен, чреват попятным движением, вмешательством в историю непредсказуемого случая, что делало любой идеал, даже социалистический, несовершенным и преходящим, относительным. Объективно это восстанавливало в правах действительность «здесь и сейчас», создавало условия для ее паллиативного улучшения в пределах существующих форм жизни. Такая мировоззренческая установка в философии истории неизбежно должна была освободить Герцена от химер социалистических догм, порождала логику реформизма.

Эта же реальность «исторического случая» порождала и герценовский пессимизм – любой идеал и доктрина оставались функцией времени, относительно преходящими, зависимыми от контекста исторической среды.

Хотя социалистическая теория Герцена и была утопической, но ее реализация вне контекста социальной детерминированности и необходимости могла привести к хаотизации социальной жизни, к распространению нигилизма как культурного феномена. Не принимая Российское государство как основу политической жизни, неизменно провозглашая борьбу с властью и самодержавием как императив действий всего образованного класса, Герцен способствовал утверждению нигилистической субкультуры интеллигенции, формировал ее ментальную установку о зле государственной власти. Для Герцена борьба с самодержавием представляла своего рода метафизическую борьбу «добра» со «злом».

С социализмом Герцена мало сочетался факт сотрудничества писателя с кланом Ротшильдов. Дж. Ротшильд представлял не только акулу современного Герцену капитализма, но и крупнейшего мирового финансиста. Сотрудничество с Дж. Ротшильдом говорит по меньшей мере о духовной раздвоенности писателя, о соединении воедино чувства разочарования в Западе и западных людях со стремлением приспособиться к реалиям капитализма, правилам его функционирования. Все важнейшие финансовые дела Герцен осуществлял при посредничестве и консультировании банкирского дома. Герцен профессионально и грамотно управлял своими финансами, был удачливым инвестором. В своей экономической деятельности он видел залог безопасности и свободы. Все эти