Отец продолжал работать, мама тоже вышла на работу в среднюю школу города Артемовска, преподавала математику.

Так как все работали, и свекровь Надежда Ивановна тоже работала, занимала должность директора исторического музея, куда она перевезла большую часть своей библиотеки, восьмимесячную дочку мама отдала в ясли, которые находились неподалеку от школы, и два раза уходила с работы, чтобы кормить ребенка.

Отпуск после родов полагался только до трех месяцев, и продлить его стоило больших трудов. Работать и растить ребенка было трудно, но семья жила дружно, и помогали нянчить меня все родственники – кто как мог.

* * *

Время надвигалось с тревожным ощущением грозной бури. В газетах все чаще появлялись статьи с разоблачением «врагов народа». Называли фамилии, и знакомые этих клейменых удивлялись, как они могли пропустить людей, оказавшихся врагами. Стали входить в моду доносы. Доносили друзья, соседи, сотрудники, доносили на своих знакомых, близких. И по доносам, не разбираясь, арестовывали.

Отец часто собирал друзей у себя дома. Они закрывались в его комнате и вели беседы. Как всегда у русской интеллигенции, беседы касались вопросов о будущем России, велись разговоры на политические темы, читали запрещенную литературу. Конечно, без алкоголя не обходилось. Друзья приходили в выходные и праздничные дни. Закрывшись в комнате у отца, они о чем-то спорили, что-то обсуждали. Женщин туда не пускали.

Однажды мама случайно обнаружила на столе у отца книгу Л. Д. Троцкого «Моя жизнь, опыт, автобиография» (1929) и отдельные тетради с рукописным текстом из двухтомного руководства: «История русской революции» и «Портреты революционеров» (1931). Мама разволновалась, так как тогда Троцкий и его труды были запрещены. Она спросила у отца, зачем ему нужна эта литература, но отец, усмехаясь, отвечал: «Не волнуйся, все в порядке, Ворошилов на лошадке».

Отец был увлекающийся человек, счастливый, получил образование, прекрасная жена, дочка, что еще надо? Но кроме музыки и живописи, он интересовался политикой, устройством современной жизни. Приближался тяжелый 1937 год. Прокатилась волна арестов и ссылок после убийства С. М. Кирова в Ленинграде. Над страной нависла тягостная, мрачная атмосфера. Все чего-то ждали, о чем-то недоговаривали, боялись доверять друг другу.

Однажды ночью за отцом пришли. Перерыв все книги и бумаги, его забрали неизвестно куда. Мама несколько раз ходила в прокуратуру за разъяснениями. Наконец ей сказали: «Ваш муж был членом троцкистской группировки, центр которой находился в городе Харькове. Все члены этой группировки арестованы, их будут судить и отправят в ссылку».

Так мама больше не видела своего мужа, моего отца, в течение долгих лет. Свекровь, Надежда Ивановна, сказала ей: «Тамара, бери ребенка и уезжай куда-нибудь подальше отсюда, если хочешь спастись, так как после ареста мужей вскоре выселяют и их жен с детьми». Но куда могла уехать мама со мной, маленьким ребенком?..

В 50 км от Артемовска, в Горловском районе, на станции Никитовка, на руднике, располагались общежития жилищного кооператива. Родственники помогли нам найти комнату, где и поселилась мама со мной и своей престарелой матерью Анной Алексеевной, моей бабушкой. Работу нашла быстро, в школе на шахте «Комсомолец». Математиков тогда не хватало. Комната, в которой поселилась мама, находилась в длинном многоквартирном двухэтажном доме. Туда селили в основном семейных. Комната примыкала к небольшой кухоньке. Стену между комнатой и кухней соединяла кирпичная печка с металлической дверцей для вложения дров и угля, и железными круглыми подставками для нагревания и приготовления пищи. Через маленький коридорчик была входная дверь для другой семьи и выходная дверь на улицу. Топили в основном углем. Дрова использовали редко. Вокруг степи, лесов не было, только кое-где маленькие перелесья.

Вокруг дома росло несколько деревьев: два тополя, дуб и кусты акации, они быстро разрастались и образовывали живую изгородь перед входом в дом.

Обстановка была в квартире простая. Посреди комнаты стоял круглый стол. У окна – небольшой столик для работы и шкаф с книгами. Еще была железная кровать, кушетка и сундук. В сундуке помещали одежду. Я спала в детской кроватке, которую мамина сестра Клава отдала после своей выросшей дочери.

Был еще патефон, без которого нельзя было слушать грампластинки с записями опер, оперетт, классической музыки. Эти грампластинки остались от большой фонотеки Виктора Кузьмича, моего отца.

У входа в комнату над дверью висела круглая черная тарелка – радио; я с жадностью слушала музыку, и классическую, и народную. Правда, последняя становилась все больше не в моде.

Мама работала в школе № 11 шахты «Комсомолец», в большом двухэтажном здании. В школу шли дети из поселков и ближайших хуторов с 1-го по 10-й класс, иногда от дома до школы детям приходилось преодолевать расстояние в 2–3 километра. Но учились все, не учащихся не было.

Учителя были хорошие, профессионально подготовленные, а неуспевающие оставались дополнительно заниматься после уроков бесплатно. Кроме общих предметов, в школе занимались художественной самодеятельностью, по праздникам давали концерты: 1 Мая, 8 Марта, 7 Ноября и на Новый год. На праздники детям выдавали небольшие подарки – конфеты, печенье, пряники, яблоки и мандарины.

Два года мама жила в этом маленьком шахтерском поселке. Жила трудно, работала в две смены, чтобы прокормить ребенка и свою мать, которая присматривала за трехлетней внучкой.

После гибели мужа, Федора Андреевича, Анна Алексеевна переехала жить к старшей дочери Клавдии в Артемовск, но когда у мамы случилась беда и она вынуждена была уехать из Артемовска от свекрови, то Анна Алексеевна приехала к маме на шахту «Комсомолец» помогать ухаживать за ребенком. Она убирала комнату, готовила незатейливый обед, кормила внучку и ходила с ней гулять. Коляски не было, и бабушка приучала меня рано ходить пешком.

Мама, приходя с работы, часто приносила печенье, пряники, хлеб, крупы, подсолнечное масло. Подсолнухи росли хорошо, и маслобойни постоянно отжимали ароматное, аппетитное масло. Из отжимков скорлупы под прессом делали макуху, добавляя сахар или патоку. Молоко приносили с хутора – женщины ходили по домам.

В магазинах продуктов было мало, и выбор был небольшой. За мясом и овощами всегда возникали большие очереди. В воскресенье мама ходила на рынок, закупала продукты, сколько могла. Рынки к 1940 году начинали оживляться. Туда съезжались продавцы из окрестных хуторов. Привозили свою продукцию на повозках с лошадьми, на тачках: мясо свиней, кур, кроликов; помидоры, огурцы, баклажаны, перец, зелень, семечки, молоко, сметану, домашний сыр.

Мама получала зарплату 68 рублей, но на продукты хватало. За квартиру платила 3 рубля, за хлеб – 60 копеек, за булку – 1 р. 25 коп. Килограмм красной икры стоил 30 рублей, черной