Любопытно наблюдение писателя Александра Петровича Милюкова, посетившего Герцена. Хотя он и верил в патриотизм Герцена, но будучи его другом, он не мог понять позиции по польскому вопросу. «Меня удивлял только взгляд Герцена на польское дело. В этом вопросе он не хотел примириться с историческим фактом падения Польши как неизбежным последствием ее собственного анархического строя, и настаивал на возможности ее самостоятельного возрождения. По его мнению, народная и государственная совесть России обязывала ее развязаться с Польшею и дать ей полную независимость. Это убеждение Герцена, которое впоследствии отшатнуло от него немало людей, уважавших его талант и личность, казалось мне тем непонятнее, что он сам был невысокого мнения о поляках. Он прямо говорил мне, что из всей толпы польских эмигрантов знал только двух истинно порядочных людей – Ворцеля и Свентославского. Помню, как желчно смеялся он над низкопоклонством поляков перед Мицкевичем на какой-то агитационной сходке и над их поклонением Наполеону, культ которого, по его выражению, довели они до какого-то мистического фетишизма.

Надобно видеть, говорил он, с каким комическим благоговением подходит поляк в Доме инвалидов к гранитной гробнице Наполеона и как набожно опускает главу перед этою святая святых. А между тем это были люди, которые громко заявляли о своем отречении от всяких авторитетов»[537].

Либеральный социализм в России:

генеалогия идеи

Выбор пути социальной реконструкции России в пореформенную эпоху стал важной политической проблемой, обусловленной проведением либеральных реформ 1860– 1870-х годов. Результаты правительственных преобразований, осуществляемая властью модернизация страны, становление капитализма обнажили глубокие общественные противоречия, вызвав острую дискуссию о ее будущем. Общественная мысль, в том числе демократическая, не давала единых рецептов переустройства общества. Да и сама демократическая идеология России не являлась доктринально-единым идейным комплексом. В народнической доктрине причудливо сочетались революционные идеи с моделями реформаторского демократизма.

Многоаспектность народнической доктрины в пореформенной России объясняет и характер историографического дискурса. Генеральным направлением советского народниковедения являлось изучение революционного течения в демократическом движении России. С отказом от прежних советских идеологических приоритетов в 1990-х годах исследовательские акценты заметно сместились к изучению реформаторского народничества, к которому не без основания причисляли теоретиков 1880-х годов, таких как В.П. Воронцов, И.И. Каблиц, Н.Я. Даниельсон, Н.К. Михайловский, автора теории малых дел Я.В. Абрамова. Развернувшийся в постсоветскую эпоху фронт исследований побудил использовать новые познавательные модели. Так, в типологию демократической мысли были введены концепции «правого и левого», «почвенного» и «консервативного» народничества, позволившие выявить идейно-мировоззренческие оттенки демократической мысли. В работах В.В. Зверева и Г.Н. Мокшина получило теоретическое обоснование такое важное течение отечественного демократизма, как реформаторское народничество[538].

Новым направлением современных исследований явилось стремление рассматривать демократическую мысль России во взаимодействии с леволиберальным течением общественной мысли[539]. Такой подход, будучи весьма продуктивным, позволил исследовать «пограничные», народническо-либеральные взгляды российской интеллигенции, отличавшиеся значительными теоретическими вкраплениями народнического демократизма. К мыслителям этого типа можно отнести, например, А.И. Чупрова, А.С. Посникова.

Вместе с тем многие теоретические вопросы народничества до конца еще не ясны. В особенности это касается зарождения и трансформации народническо-демократической идеи, ее соединения с общественной практикой. В конечном счете важно выявить, сводимо ли народничество только лишь к общинно-коллективистской и революционной концепции. С этой точки зрения представляется оправданным обратиться к двум выдающимся теоретикам народничества – Александру Герцену и Николаю Михайловскому, в идейном творчестве которых нетрудно проследить неортодоксальные, нетипичные элементы народнической доктрины. Так, известный эсеровский исследователь народничества Р.В. Иванов-Разумник причислил обоих теоретиков к так называемому критическому народничеству, особому направлению в русском социализме. В рамках своей теории Иванов-Разумник прослеживал прямую связь между «антимещанством» Герцена и «индивидуализмом» Н.К. Михайловского[540]. Вместе с тем категории «антимещанство» А.И. Герцена и «социологический индивидуализм» Н.К. Михайловского отнюдь не относятся к явлениям одного порядка, к тому же время их формирования пришлось на разные этапы развития отечественного демократизма. Если появление «антимещанства» как философско-эстетической категории пришлось на рубеж 1840–1850-х годов, то индивидуалистическая система Н.К. Михайловского получила обоснование в середине 1870-х годов.

В этой связи попытаемся определить особенности социализма Герцена и Михайловского, найти типологическое единство идейных систем двух ярких представителей народничества. Гипотезой нашего исследования является тезис, что философско-социальные и политические идеи обоих теоретиков народничества могут быть отнесены к доктрине либерального социализма, которая основывается на ряде фундаментальных идей, отличающих его от революционного, ортодоксального социализма в России, и составляют отдельную линию развития социалистической демократической мысли. По нашему мнению, в этой доктрине увязываются базовые идеи либерализма о свободе человека с идеями социальной справедливости. Идея личности – центральная в народнической философии и социологии, что создает основу для сближения либеральной и социалистической мысли.

И то и другое идейное течение общественной мысли имеет своим источником философию Просвещения, центральной темой которой являлся человек. Благо человека в философии Просвещения становится определяющей темой не только размышлений об обществе, но и побудительным мотивом для изменения исторической действительности.

В этой связи любопытны истоки герценовского персонализма. Г. Шпет, исследовавший философские взгляды Герцена, точно подметил, что «личность – огненный центр» как философского, так и практического мировоззрения Герцена, в котором переплавляется вся действительность, вливается в драгоценную «форму разумности»[541].

Идея личности была воспринята Герценом из философии Гегеля, ставшей неким интеллектуальным ферментом для формирования социалистической доктрины. Очевидно, что распространение гегелевской философии в Европе вызывалось пробуждением национального самосознания европейских народов, охватившего многие страны. «Философские интересы сначала свободно соединялись с изучением новых движений в немецкой словесности, и “Молодая Германия”, дебюты Гейне и Берне, проявления пробуждавшегося снова общественного сознания привлекали внимание»[542]. Растущее национальное самосознание охватило различные сферы: народную жизнь, фольклор, древние предания и поклонение прошлому. Гегелевская философия повлияла на общественное сознание и в России. Она явилась для страны тем «духовным центром, из которого расходятся дальнейшие пути русской культуры, один из которых приводит к православному славянофильству, а другой (через Бакунина – Герцена – Маркса – Энгельса – Ленина) к русскому коммунизму»[543].

Гегелизм был воспринят в России совершенно иначе, чем в Европе. «Гуманистический заряд» немецкой классической философии есть христианский разум. <…> Россия в религиозной форме так и не доходит до той глубины разума, которую уже имеет Запад. Поэтому русская жизнь начинает приводиться в соответствие с разумными требованиями только тогда, когда русское мышление ухватывает, знакомится с разумностью как таковой, с философской разумностью», – отмечает О. Сумин[544]. Видимо, не случайно увлечение гегелевской