поужинали бараниной, птицей и овощами, такими как бахмия и мелохея, оба вида мальвовых, и оба отлично приготовленные с мясом; рисом, тушёными абрикосами (миш-миш) с орехами и изюмом, а также огурцами и дынями, разложенными на земле. Едят всё дурхейнандер с хлебом и пальцами, ложкой для риса и зелёными лаймами, чтобы выжать сок на кусочки для соуса. Мы были очень веселы, если не сказать остроумны, и Маон заявил: «Валлахи! Англичанам повезло с их обычаями и с возможностью наслаждаться обществом образованных и превосходных гаремитов», а Омар, лежавший на циновках, сказал: «Вот оно, счастье араба». «Зелёные деревья, чистая вода и доброе лицо создают «сад» (рай)» — арабская поговорка. Маон спросил его, как «ребёнок из Каира» может выносить жизнь феллаха. Я смотрел на копны пшеницы и думал о Руфи, когда услышал, как мягкие египетские губы произносят те самые слова, которые египетская девушка произнесла более тысячи лет назад: «Вот моя мать! Там, где она, там и я, и там, куда она, туда и я; её семья — моя семья, и если будет на то воля Божья, то ничто, кроме разлучающего друзей (смерти), не отделит меня от неё». Я действительно не мог говорить, поэтому поцеловал Омара в макушку, как это делают арабы, и Маон торжественно благословил его и сказал: «Да воздаст тебе Бог, сын мой; ты оказал своей госпоже великую честь перед своим народом, а она оказала честь тебе, и вы являетесь примером для хозяев и слуг, доброты и верности». И смуглые рабочие, которые слонялись поблизости, сказали: «Воистину, это так, и да воздаст Бог людям, ведущим себя достойно». Я никогда не думала, что буду чувствовать себя как Наоми, и, возможно, многим англичанам покажется абсурдным то, что Омар неосознанно повторяет слова Рут, но для меня они звучали в полной гармонии с жизнью и обычаями этой страны и этих людей, которые так полны нежных и ласковых чувств, если их не подавляют. Это не обман; я видел их действия. Из-за того, что они используют громкие комплименты, европейцы думают, что они никогда не бывают искренними, но комплименты не предназначены для того, чтобы обманывать, они лишь притворяются формой. Почему англичане говорят о прекрасных библейских чувствах и притворяются, что так сильно их чувствуют, а когда приезжают и видят перед собой такую же жизнь, то высмеивают её?

Во вторник. — У нас в семье разлад. Жена Мохаммеда, девушка лет восемнадцати, хотела пойти домой в день Байрама, чтобы мать помыла ей голову и распустила волосы. Мохаммед сказал ей, чтобы она не уходила от него в тот день и послала за женщиной, которая сделала бы это за неё; тогда она отрезала себе волосы, и Мохаммед в гневе сказал ей «закрыть лицо» (что равносильно разводу), забрать ребёнка и вернуться домой к отцу. С тех пор он слоняется по двору и кухне, очень мрачный и молчаливый. Сегодня утром я зашла на кухню и увидела, как Омар готовит с маленьким ребёнком на руках и даёт ему сахар. — Что это значит? — спрашиваю я. — О, ничего не говори. Я послала Ахмета за ребёнком Мохаммеда, и когда он придёт сюда, то увидит его, а потом, когда мы будем разговаривать, я смогу сказать, что так-то и так-то, и что мужчина должен быть добр к гарему, и что эта бедная маленькая девочка сделает, когда вырастет и сможет попросить своего отца. Короче говоря, Омар хочет проявить свою дипломатичность и уладить ссору. После того, как я это написал, я услышал тихий голос Мохаммеда и мальчишеский смех Омара, а затем наступила тишина, и я пошёл посмотреть на ребёнка и его отца. На моей кухне царила приятная атмосфера. Мохаммед в просторных коричневых одеждах и белом тюрбане лежал, крепко заснув, на полу, прижав к своей кофейно-коричневой щеке крошечное бледное личико ребёнка с маленькими веками, испачканными сурьмой. Оба крепко спали, ребёнок — на руках у отца. Омар прислонился к печке в своей домашней одежде: белой рубашке с открытым воротом и белых панталонах до колен, с красным тарбушем и красно-жёлтым куфье (шёлковым платком), повязанным вокруг головы, и смотрел на них своими большими мягкими глазами. Эти двое молодых людей представляли собой прекрасный контраст между Верхним и Нижним Египтом. Мухаммед — настоящий араб: смуглый, худощавый, жилистый, с резкими чертами лица, изящными руками и ногами, блестящими маленькими глазами и угловатой челюстью — не красавец, но хорошо сложен. Омар, цвета молодого самшита или старой слоновой кости, бледный, с коровьими глазами, полными губами, полным подбородком и коротким носом, не негр, но чистокровный египтянин, широко расставленные глаза — в отличие от арабов, — усы, как у женщины, вьющиеся каштановые волосы, плохие руки и ноги, нескладный, но грациозный в движениях и ещё более грациозный в лице, уступающий в красоте чистокровным арабам, которые здесь преобладают, но очень милый на вид. Он настоящий Ах-уль-Бенат (брат девушек) и по-настоящему галантен по отношению к Харим. Как бы удивились европейцы, если бы услышали, что на самом деле Омар думает об их отношении к женщинам. Он упомянул какого-то англичанина, который развёлся с женой и предал её слабости огласке. Вы бы видели, как он в отвращении плюнул на пол. Здесь это просто бесчестье — не лишиться денег и взять на себя всю вину в случае развода.

Пятница. — Погода снова улучшилась, дует восточный ветер, довольно прохладно, и я избавляюсь от кашля и вялости, которые навлекла на меня сырость Симума. Шейх Юсуф только что вернулся из Кене, куда он и Кади отправились на своих ослах по какому-то юридическому делу. По просьбе Омара он взял наши седельные сумки и привез нам несколько фунтов сахара, немного риса и табака (разве это не похоже на романы Филдинга?). Путь туда занимает два дня, поэтому они переночевали в мечети в Кусе на полпути. Я рассказал Юсуфу, что у Сулеймана заболел ребёнок оспой и что Мохаммед сказал, что это от Аллаха (от Бога), когда я предложил немедленно привить его ребёнка. Юсуф позвал его и сказал: «О человек, когда ты строишь дом, ты бросаешь кирпичи в кучу на земле и говоришь, что это от Бога, или ты используешь разум и руки, которые дал тебе Бог, а затем молишься Ему, чтобы Он благословил твою работу?» Во всём поступай наилучшим образом, насколько это в твоих силах, а затем говори «Мин Аллах», ибо конец — в Его руках! Здесь нет фатализма,