же здесь шайка? Работал я и Давидка. «Большое дело» в прошлом году в Кисловодске — тоже работа Давидки по моему плану.
— А человек, которого арестовали в Пятигорске с квитанцией на часы, похищенные у инженера Колосова, — спросил я, — какое имеет к вам отношение?
— Этот еврей живет в Харькове. Допрошенные свидетели, служащие в банке и в ломбарде, показали, что он всегда занимается скупкой квитанций, за которые платит несколько выше выданных денег под заклад. Служащий банка дает этому еврею список закладчиков и их адреса, а он делает закладчику предложение продать ему квитанцию на заложенные вещи. Многие продают. Для этого он приезжает на курорт, где бывает много закладов. Служащие Пятигорского ломбарда тоже показали в его пользу. Конечно, этот человек охотно покупает квитанции «на чужие вещи». Такие квитанции называются «ашейны» (красивая). Мы его знаем. Часы и цепь заложил в Харьковском банке на фамилию, которую я тогда носил, и квитанцию продал ему. Какое касательство имеет этот человек к моим делам? Никакого!
— А почему в его книжке был записан адрес гостиницы, где вы живете?
— Этот еврей доказал, у кого он бывал в этой гостинице. Какой-то офицер продал ему свои заложенные вещи.
— Еще один вопрос, собственно, не относящийся к делу. Почему вы теперь живете по своему паспорту?
— По последнему купленному мной паспорту, как я вам объяснил, я жить больше не мог. А так как в этом году я решил иметь очень мало дел, а с осени совсем «уйти от дел», то стал жить по моему неопороченному паспорту.
— А ведь уликой является также ваш выезд в Георгиевск лошадьми, когда здесь была облава.
— Ну, не такой я простачок, чтобы бежать по-дурацки. В Георгиевске проживает знаменитая бабка-лекарка, к которой я поехал, чтобы полечиться, так как доктор мне не помог, а она лечит «декахтами»[262] (настой трав). Она допрошена и подтвердила, что я у нее был и вдруг исчез — меня тогда арестовали. Допрошен лакей в гостинице, где жил, который рекомендовал мне полечиться у бабки — «как рукой снимет», сказал он. Адрес бабки я держал у себя на всякий случай. Следователь послал мои фотографии для опознания, но никто меня не опознал.
— Вы видите, господин защитник, — сказал Хик, — что из-за меня другие, чужие мне люди не должны пострадать и быть обвинены «в шайке». Я вам сказал всю правду, и за мои дела я должен сам отвечать. Мой защитник совсем не знает моих действительных дел и знать не будет. Ему и не нужно знать этого. Я вас очень прошу защищать нас.
Мы расстались. Через несколько дней встретился с другими защитниками. Нового ничего не узнал, но решил выступить только по вопросу о шайке.
Дело слушалось в Пятигорске. Меня, привыкшего выступать в суде присяжных, всегда волновали кавказские суды. Но вопрос был чисто юридический. Учение «о шайке» было исчерпывающе разработано теорией и многими решениями Сената. Пришел послушать и следователь, произведший «нелепую работу».
Даже внешний вид подсудимых говорил против существования организованной шайки. Девицы-хипешницы держались весело-развязно. Две магазинные воровки, у которых при обыске нашли рублей на 250 отрезов материй, недоуменно поглядывали на девиц и других подсудимых, причем твердили:
— Мы же их не знаем, первый раз видим.
Специалист по кражам пальто и прочего из передних врачей, пойманный с поличным, объяснил, что голодал, почему стащил пальто. Все жили в разных городах, приехали в Пятигорск и Ессентуки разновременно и твердо заявляли:
— Мы сами по себе, а этих людей не знаем.
Судебное следствие не дало чего-либо нового. Хик упорно молчал. Прения сторон совершенно расшатали обвинение в краже «шайкой». Следователю и товарищу прокурора пришлось выслушать много неприятного, сказанного без задора, но не без ехидства. Суд отверг «шайку». Хик, хипешницы и скупщик квитанций оправданы, а к остальным применен мировой устав.
Ушел из суда с неприятным осадком. Не могли уловить Хика: печальное предварительное следствие, бездарный обвинительный акт, полное отсутствие чуткого сыска. Добиться непризнания судом «шайки» надо было, иначе неповинно пострадали бы лица, в общем, преступные, но к данному обвинению непричастные. Хика больше не видел. Кражи в курортах стали редки и не столь дерзкие. Видно, утомленный Хик ушел «от дел».
Мариам Эйхенгольц
В 1899–1901 годах в Одесском и Киевском военных округах несколько нижних чинов разновременно получили серьезные увечья, признанные заключением врачей, а в иных случаях профессоров неизлечимыми, почему эти солдаты были освобождены от службы. Увечья получались при следующих обстоятельствах: во время гимнастики срывался и падал с высоты нижний чин или во время езды в манеже падал с лошади. Падавшие получали ушибы в руку или ногу. Начинался воспалительный процесс, опухоль, искривление сустава, не подлежащие лечению. Случаи происходили исключительно с зажиточными людьми, а обстановка «несчастного случая» показалась подозрительной. Началось негласное расследование, которое выяснило, что получавшие увечья после освобождения от военной службы совершенно выздоравливали. Это обстоятельство дало основание заподозрить, что увечья производились искусственно со злым умыслом.
После 1901 года случаи падения с последствиями не повторялись. Производившееся военным ведомством расследование не дало в то время положительных данных для привлечения кого-либо. Получившие увечье лечились и вылечились.
В 1901–1902 годах правления страховых обществ обратили внимание на несколько несчастных случаев с застрахованными лицами на большие суммы, причем характер увечий и последствия болезненного состояния были те же, что и с нижними чинами в указанных выше округах. Странно было и то, что получили увечья в большинстве жители Ростова, Нахичевани, Новочеркасска и Александро-Грушевска[263], т. е. люди из одной местности.
Застрахованные Болдырев и Медведев получили от страховых обществ капитал и через некоторое время оказались совершенно здоровыми. Между тем видные врачи страховых обществ после тщательных исследований давали заключение о полной инвалидности навсегда пострадавшего застрахованного лица. К такому заключению приходили врачи, лечившие получивших ушибы. Общества всполошились. А в это время помощник пристава города Ростова Англиченков, застрахованный в двух обществах в 200 000 рублей (два с половиной миллиона франков), и купец Штарк, застрахованный в такую же сумму, получили увечья, лечились у профессора Тринклера и у других, а затем потребовали страховой капитал.
Англиченков шел вечером по людной торговой улице Ростова и упал в люк водопровода, крышка которого была снята и тут же лежала. Англиченков получил увечье руки и ноги, ходил на костыле. Купец Штарк оступился при выходе из вагона железной дороги, упал, не мог встать от ушиба, а затем та же картина искривления ноги. Упал Штарк на станции около Минска. Штарк — житель Нахичевани.
Страховые общества отказались платить убытки до выяснения дела. Тогда Англиченков, приехавший в Петербург