«Юрик, выйди, – услышал в тот день я голос Олейникова в телефонной трубке. Спускаюсь на улицу и вижу Иру с Илюшей рядом с их „запорожцем“ с проржавевшей выхлопной трубой. – Теперь это твое авто, извини, другого нету».

Надо было видеть, как мы с длинным Лёликом, согнутые коленки которого упирались в подбородок, мчались по Питеру на этом рычащем танке! Сам он никогда не водил машину. Однажды я хотел его научить:

– Илья, берусь за тебя всерьез.

Мы подъехали к площадке перед спорткомплексом, где упражнялись начинающие водители.

Я посадил его за руль минивэна с автоматической коробкой и… через десять секунд понял: если хочу, чтобы мы остались партнерами, пора заканчивать.

– Илюша, столб! – кричал я.

– Вижу, – отвечал Илюша, продолжая невозмутимо ехать вперед.

Он был клинически не приспособлен для вождения. Лёлик – пассажир, человек, которого нужно возить, что и делала всю жизнь его жена. Ира водит машину потрясающе, корректно, по-настоящему хорошо. А Илюша… Однажды мы подъезжали к Аничкову мосту. Скорость – километров шестьдесят.

– Высадишь меня за мостом, – говорит Илюша и открывает дверь на полном ходу.

– Ты чего, больной? – кричу ему. – Что творишь-то?!

– Ну Аничков же мост…

В 1993 году Илюша пришел посмотреть на меня в «Амадеусе». Это была единственная постановка, на которую я мог позвать знакомых. Правда, играли мы уже нечасто. После спектакля я вышел с высоко поднятой головой: пригласил друга не на какой-то «Смех-шок», а на постановку Товстоногова! Но Лёлик, поморгав с минуту, выдал:

– Ну что сказать… Валить тебе отсюда надо.

– Больше ничего?

– Это вывод, – ободрил он. – Остальное – по дороге.

По сути, Илья озвучил то, что я и сам чувствовал. Мне давно хотелось работать вдвоем, чтобы «Городок» стал не приработком, а основным делом.

Илья не раз подначивал: «Ну что, так и будешь снимать „Городок“, а потом возвращаться в БДТ, чтобы сказать „Кушать подано“? До проходной театра будешь одним, после нее – другим? Это невозможно, это же шизофрения, Юрик. Надо жить в ладу с собой».

«Запомни, – сказал он мне, когда мы возвращались с „Амадеуса“, – театр начинается с вешалки, но заканчивается заявлением об уходе. Иди и пиши».

Человеку, который привык, что все решают за него, уйти в самостоятельное плавание непросто. Но рядом был Илья, уверенный в себе, надежный, немногословный, и в его глазах явно читалось: если что, не брошу.

Повод хлопнуть дверью не заставил себя ждать – вывесили очередное распределение ролей в спектакле по Достоевскому. Моя крошечная роль начиналась с ремарки «Входит Обноскин с гитарой». Гитара меня и добила. Я уже выходил и с балалайкой, и с гитарой, и с аккордеоном. Написали бы «с виолончелью» – может, еще подумал бы, а так… Помахав БДТ ручкой, тут же позвонил Илье.

– Лёлик, я написал заявление об уходе.

– Молобздец! – ответил он.

Илья всегда в решающие минуты поддерживал меня, давая понять, что на него можно положиться. Мы практически не конфликтовали. Лишь раз поссорились по идиотскому поводу. Было это в Израиле, где мы снимали одну из лучших «Скрытых камер», состоявшуюся благодаря знакомствам и связям Лёлика. Сидим в гостиничном номере, и Илья, покурив, вдруг говорит:

– А с какого х… студия «Позитив ТВ» представляет Юрия Стоянова и Илью Олейникова? (С этих слов начиналась наша передача.)

– В смысле? – не понял я.

– А с какого х… студия «Позитив ТВ» не представляет в правильном порядке: Илью Олейникова и Юрия Стоянова?

Я сел.

– Илюш, ты меня сейчас страшно разочаровал, чудовищно. Прямо руки опустились, я даже работать не хочу.

– Почему? Потому что так представляет студия?

– Нет. Потому что мне нечего ответить. Потому что для тебя это так страшно важно.

Наши имена самостоятельно расставил монтажер, делавший заставку «Городка». На экране мы пробивали головами афиши с собственными фамилиями и через них вылезали в кадр. Я даже не задумывался никогда, кто из нас за кем. Ведь внутри же полнейший паритет!

– А почему должно быть иначе? Ну скажи сам.

Что он мне на это ответит? «Я важнее, главнее, известнее…»? Что?

– Потому что я на десять лет дольше тебя говно ел. Я в «Городок» через десять лет большего говна, чем ты, пришел.

Мы заснули не разговаривая. На следующий день он с утра принес выпивку. «Прости», – сказал Илюша, часто-часто заморгал и поцеловал меня.

Когда он со мной соглашался, он не говорил, что я прав, он начинал чаще подмигивать. Это служило барометром, по которому я пытался определять его настроение.

Но я все же переделал начало, и с тех пор и до последних его дней студия «Позитив ТВ» всегда представляла сначала Илью Олейникова, а потом Юрия Стоянова. Илюша мог быть неправым, но не было случая, чтобы он этого не признал. Меня тоже заносило. Но я не извинялся, а стремился обратить человека в свою веру, заставить его сказать: ты прав. В этом смысле мы с Илюхой разные люди.

Больше ни в чем я не чувствовал разделявших нас десяти лет. Я был главным на площадке, а он – в жизни. Илья не был сладким и удобным для всех, готовым прийти на помощь каждому. Нет.

Он был правильный еврейский парень, строго разделявший «своих» и «чужих». Свои – это семья, друзья и партнер. Я был членом его семьи, независимо от того, сколько мы вместе выпили чаю.

Не так и много. За двадцать лет раза три встретили Новый год и отметили два дня рождения. Если родственника посадят в тюрьму, он не перестает быть родственником, – для Ильи это непреложная истина. Когда что-то случалось, он вставал среди ночи, чтобы помочь, даже если накануне мы погрызлись.

Наша грызня – это надо четко понимать – всегда носила только творческий характер: какую историю и как играть. Никогда в жизни не было человеческого повода поругаться. Я знал, что могу на Илью абсолютно положиться. Говорю так не потому, что его больше нет…

Однажды зимой у нас вышла смешная история. В зоне, где отстаиваются поезда, нам выделили для съемок вагончик. Я играл плохого железнодорожника, который «наезжает» на интеллигентного пассажира с чемоданчиком – Илюшу. Пока мы репетировали, мимо проходил настоящий железнодорожник, огромный битюг с молотком в руках. Он не понял, что идет съемка, и кинулся на меня, – слава богу, отбросив молоток. Мне палец в рот не клади. Я стал с ним серьезно толкаться, время от времени попадая противнику в «тыкву», но и мне досталось. Тут на выручку ринулся абсолютно не умеющий драться Илюша. Размахивая чемоданчиком, он налетел на