одного публичного человека, который бы так мало унывал и столь стойко противился несчастьям. Он обладал особой способностью откладывать в сторону заботы, развлечься праздной книгой или тривиальной беседой в то время, как был занят важным делом. Я слышал, как он говорил, что ни тревоги, ни бедствия не влияют на его сон».
Про сон мы уже знаем, но есть подозрение, что и сон мало помогал. Какой же это был плохой год, 1793-й! 1794-й не обещал быть лучше… Угроза на угрозе! Питт любил сосредоточиться на каком-то одном деле. Роскошь, которой у него больше не будет никогда.
21 января 1794 года, на открытии сессии парламента, Питт выступил с речью. Конечно, он говорил о войне. И как он расставил акценты! Успех обеспечат не столько военные достижения союзников, сколько крах противника. Внутренний, так как власть, основанная на терроре, неизбежно будет свергнута. Здесь он не ошибся, от жестокой диктатуры якобинцев французы избавятся, только война на этом не закончится.
Однако пафос речи Питта – он тоже во многом для «внутреннего потребления». В делах военных Питт пока не очень хорош, но в делах своей страны никто не разбирался лучше него. Он воспользуется ситуацией и сделает это мастерски.
Вслед за Питтом со скамьи поднимается «миролюбивый» Фокс. «…Успех Франции наименьшее из зол, что могут случиться…» Не то он говорит, совсем не то. Просит внести поправку к воинственной речи короля, ставит на голосование и получает всего… 59 голосов. Раскол начался!
Питт ждал его. Он уже давно хотел сделать что-то вроде «политической перестройки» и привлечь ведущих вигов в свое министерство, вопреки очевидному недовольству короля. Питт, как лидер нации, понимал, что среди них немало очень способных людей, к тому же в некоторых из своих соратников он уже успел разочароваться.
Критики Питта утверждают, что, склоняя приверженцев Рокингема и Фокса на свою сторону, он прежде всего хотел укрепить личную власть. Отрицать, что Питт держал это соображение в голове, бессмысленно. Однако главная цель все же была другой. Питт полагал, что в крайне сложной обстановке элита страны должна быть по возможности единой.
Процесс оказался сложным. В 1793-м на сторону Питта перешел лишь один из ведущих вигов, лорд Лафборо, сразу получивший пост в правительстве. Лафборо обладал серьезным влиянием в палате лордов, и вигов его потеря огорчила. Однако большинство продолжало придерживаться позиции, сформулированной лордом Кавендишем: «…ни один джентльмен не может действовать в соответствии с принципами, которых придерживаются мистер Питт и король».
«Джентльменов», как выяснилось, тоже можно уговорить. Мало кто верил в успех переговоров Питта с герцогом Портлендом, лидером парламентских вигов. Шли они долго и тяжело. И надо признать, что Питту, конечно, сильно помогли и ухудшение внешнеполитической ситуации, и начавшиеся беспорядки в самой Англии. Есть перед чем сплотиться!
Питт же был готов заплатить высокую цену. Он увеличил состав кабинета с десяти до тринадцати членов и собирался отдать своим бывшим оппонентам не менее пяти мест. Удивленный Аддингтон спросил, не боится ли премьер оказаться в меньшинстве в своем собственном правительстве? Питт рассмеялся в ответ. Он не боялся, хотя некоторые из его старых друзей открыто высказывали недовольство. Это его тоже не смущало.
Он следовал определенной стратегии, и она себя оправдает. Во-первых, сам Питт обеспечит себе такое превосходство в британской политике, которого ранее не было ни у кого. В палате общин оппозиция составляет жалкое меньшинство, некоторые депутаты просто перестали посещать заседания. В палате лордов оппозиционеров какая-то… горстка.
Кабинет министров? Историк Дж. Холланд Роуз назвал его «политическим шедевром». Раз пока нет победы в войне, пусть пока будет победа в политике. «Разгрузили» Дандаса. Специально создан пост военного министра. И разумно, и близкий друг Питта может сосредоточиться на главном. Гренвилл во главе МИДа, Портленду отдали министерство внутренних дел. Умно! Отныне Портленд, в случае чего, противостоял бы бывшим коллегам. Единственный, кто долго отказывался входить в состав, – Уильям Уиндэм. Однако и его уговорили войти в военное министерство в качестве еще одного министра, хотя формально он и подчинялся Дандасу.
Именно Уиндэм будет наиболее способным из новых членов правительства, что же касается остальных… Насчет «шедевра», пожалуй, чересчур. Скорее, Питт создал некую конструкцию, изобретательную, но не слишком-то прочную. Что практически сразу же вылилось в острый конфликт между Портлендом и Дандасом.
Без деталей можно обойтись, но дело дошло до того, что Питт чуть не лишился своего верного друга и союзника. Дандас заявил о намерении уйти в отставку! Нужно ли долго объяснять, каким ударом это стало бы для Питта. Он написал отправившемуся в свой дом в Уимблдоне Дандасу письмо, умолял его о встрече. Шотландец отказался приезжать в Лондон, как раз из-за боязни поддаться на уговоры.
Питт пустил в ход тяжелую артиллерию. Убедил короля написать записку Дандасу. Георг остался верен себе. Сначала он коротко изложил то, что ему не нравилось, а в конце написал: «…Я самым решительным образом призываю мистера Дандаса продолжать исполнять обязанности секретаря по военным делам…» Питт сам отвез записку в Уимблдон, где Дандас ужинал с семьей. Дандас смягчился… 11 июля 1794 года в парламенте торжествующий Питт заявил, что правительство создано.
…Чарльз Джеймс Фокс сидел практически в одиночестве. На лице его – саркастическая ухмылка. Поздно вечером он напишет своему племяннику: «Мне трудно забыть, что эти люди много лет были моими друзьями. Как унизительно вспоминать о моей уверенности в том, что они никогда себя так не опозорят! Я не испытываю ничего, кроме презрения».
Провидицей оказалась мать Фокса. Помните, как, увидев маленького Питта, она предрекла, что этот мальчик «может стать занозой в заднице ее сына»? Стал, и еще какой. Победа? Для Питта – да. Для Англии – совсем нет. Дело не в том, что многолетнее противостояние Фокса и Питта – яркое событие политической жизни, а в том, что «фактор Фокса» действовал на Питта отрезвляюще. Питт должен был всегда о нем помнить, и это часто удерживало его от решений, которые он побоялся бы принять, зная, что Фокс и его сторонники тут же поднимутся со скамей.
Обеспечивая переход вигов на сторону власти, Питт руководствовался «законами военного времени». Стратегически, вроде бы, правильно. Только дальше «войной» будут оправдывать слишком многое. Искушение, которому Питт поддался. Которому не будет противостоять и та «монолитная элита», которую он создал. Фокс еще станет возражать, но у него уже практически не было серьезной поддержки. Этого добился Питт.
Фокс появлялся в палате общин все реже и реже, а в 1797-м он и вовсе перестал приходить в парламент, хотя и