Вместе с тем нарастает противостояние между футуристами, которые теперь оказались близ новой власти, и художниками, не разделяющими их радикальные взгляды. Магда пишет Юлии: «Отчасти это наказание за прошлую слишком эстетическую и обеспеченную жизнь, нет навыка к заработку, самоутверждения мало, и зубов нет, чтобы кусаться и огрызаться, не отточены они у нас. Вот и без места она, а я в конторе на счетах щелкаю, и обе мы не у дела, а ведь есть у нас и вкус, и умение, и образование, а выходит так, что мы не нужны…»[104]

В 1919 году Магду спасают друзья: Лиля Эфрон вызывает ее работать театральной художницей тоже в глушь, но уже в Витебскую губернию — в народный театр в деревне Усть-Долыссы. Тут она хотя бы не в одиночестве, подруги вместе создают спектакли, хотя не хватает ни красок, ни других материалов, а за представления местные платят яйцами и молоком. Это лучше, чем ничего, — ведь в Москве многие голодают. Эфрон и Нахман ставят А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, А. Н. Островского, А. П. Чехова, Л. Н. Толстого…

В 1921-м Магда снова в Москве, живет в одной квартире с Оболенской. Но если Юлия, не испытавшая тягот жизни в провинции, смотрит на политическую ситуацию вполне позитивно, то Нахман настроена скептически. Одна из сестер Магды уже уехала из Советской России в Швейцарию.

В том же году девушка встречается с молодым индийцем Мандаямом Ачарией, боровшимся за независимость Индии. Ачария прибыл в РСФСР еще в 1919 году с группой соотечественников, ища поддержки большевиков в борьбе против английских колонизаторов. Он из рода браминов, высшей индийской касты священников и учителей. Ачария вел работу в Средней Азии и был возмущен тем, как подавляются бунты против советской власти, — получается, большевики в борьбе за свое господство ничем не лучше англичан? Уже решив выехать из страны, Ачария пытается добиться на это разрешения — как иностранный журналист, он под наблюдением Государственного политического управления. Из письма Оболенской Волошину известно, что летом 1922 года Магда и Ачария заключили брак, после чего покинули Советскую Россию.

В ноябре они были уже в Берлине, одной из столиц русской эмиграции, — русскоговорящие составляли тогда 20 % населения города. Несмотря на то что жизнь в Берлине была дешевой, устроиться было непросто. Магда выехала с советским загранпаспортом, у Ачарии статус вовсе непонятный — из Индии бежал под угрозой ареста, теперь стал на родине персоной нон грата. За проживание в стране молодоженам приходится платить высокий налог для иностранцев. Ачария пытается доказать, что уже несколько лет жил в Германии, подает документы на британский паспорт. Продолжает работать как журналист, но получает совсем немного.

Магда тоже ищет источники дохода. Известно, что она продавала свои работы. За время жизни в Германии сблизилась с еврейской общиной, иллюстрировала еврейский календарь и азбуку. Участвовала минимум в двух выставках. А в 1928 году прошла ее персональная выставка в галерее Каспер, и рецензию на нее поместил в газете «Руль» Владимир Набоков: «Человек, у которого есть чувство красок, счастлив в счастливом мире, где проливной дождь — не предвестник насморка, а прекрасный перелив на асфальте и где на ничтожнейшем предмете обихода горит обольстительный блик. У г-жи Нахман-Ачария это чувство есть, и она умеет им пользоваться полностью»[105].

С Набоковыми Магда познакомилась через подругу-пианистку, которая приходилась жене писателя двоюродной сестрой. В доме Набоковых они стали своими. Ачария приносил Владимиру книги из библиотеки для работы над романом «Дар», а Магда написала пастельные портреты и Веры, и Владимира, и его матери Елены Ивановны. Исследователь биографии и творчества писателя Эндрю Филд описывает портрет Набокова: «Он смотрит на нас с картины не только как человек, который точно знает, кто он и чего может достигнуть, а также чего уже достиг. Он еще молод, но он обладает особой верой в себя. Снимки этого периода… не схватывают этого качества его личности с той же отчетливостью, что работа Магды Нахман-Ачарии»[106]. К сожалению, оригиналы работ исчезли. После войны Набоковы пытались разыскать картины через объявления в газетах, но ничего не вышло. Косвенно известно, что Юлия и Магда продолжали обмениваться письмами, однако их переписка не сохранилась — скорее всего, Оболенская ее уничтожила, когда общение с уехавшими из страны стало представлять опасность.

В 1930-х годах эмигранты начинают покидать Германию — не столько из-за роста цен, сколько из-за накаляющейся политической обстановки. Супруги же не могут этого сделать. В Индии Ачария будет немедленно арестован, а в СССР то же самое ожидает их обоих. Магда наверняка знает, что несколько членов ее семьи уже репрессированы. Только к 1934 году благодаря хлопотам покровителей Ачария и Магда получают документы для поездок по Европе и немедленно уезжают в Швейцарию, где живет одна из сестер Нахман. Примерно в это время им приходит разрешение на возвращение в Индию. А уже в 1937-м году картины Магды демонстрируют в Германии на печально известной выставке «Дегенеративное искусство» вместе с картинами других авангардных художников, после чего все работы были уничтожены.

Видимо, Ачария приехал в Индию первым, а спустя примерно год, в 1936-м, смогла выехать Магда. Ей снова приходится начинать все заново — здесь, на другом конце света, ее никто не знает. Магда не очень-то вписывалась в культурные рамки: для индийцев ее искусство было слишком европейским, а европейцы, жившие в Бомбее, не принимали ее за свою, поскольку она была замужем за индийцем. Тем не менее Магда вступила в Бомбейское художественное общество и постепенно стала уважаемой художницей. Но этот путь занял годы.

Когда в 1947 году ее картины не приняли для международной выставки индийских художников, она в сердцах писала отборочной комиссии: «Я думаю, что, будучи 25 лет замужем за индийцем и пройдя с ним через все невзгоды, лишения и опасности изгнания и будучи гражданкой Индии, я имею право принять участие в выставке индийских художников. Более