Эта студия, к сожалению, оказалась бесперспективной. Она была большая, но находилась в районе метро Удельная, занимала весь цокольный этаж кирпичного дома. Там было три татуировочных кресла. У чувака грандиозные планы: парикмахерская, все дела. Но дальше дело не пошло, потому что его инвесторы попросили назад свои деньги. Я проработал там несколько месяцев, прежде чем студия закрылась. И после этого начался мой туризм по конвенциям. В 98-м году я уже располагал достаточной информацией о подобных мероприятиях и посетил Франкфурт и Вену.

М. Б.: Скорее, в 99-м, потому что мы с тобой в 2000-м пересеклись. И каким образом ты туда попал? Тебя кто-то пригласил, то есть, о тебе там должна была быть информация?

Д. Б.: Ну да, вероятно. В 98-м вышел журнал с фотографиями моих работ. «Татуировщик года», итальянский журнал. Потом выяснилось, что это жена Кредита такое промо сделала, и я благодарен ей за это. Томми, который делал несколько конвенций, пригласил во Франкфурт, и Франк Вебер то же самое сделал. Причем на веберовскую конвенцию я не смог поехать, потому что никто не захотел составить мне компанию. Предложил Тарасу, Би Джо – все отказались…

Я тогда еще по-английски не очень разговаривал, поначалу тут же забывал всё, что выучил. Ходил в Севастополе на курсы английского языка, но сделаны они были на основе курсов Илоны Давыдовой. То есть люди переделали книжку, организовали компьютерный класс, чтобы уже можно было пальцы растопыривать… И хотя это все было жульничеством, мне эти двухмесячные курсы дали реальную базу. То есть, я думаю, что технология, основанная на попугайстве, в принципе работает.

М. Б.: Ты получил приглашение по почте?

Д. Б.: Да, Томми прислал мне в письме официальное приглашение. А вот Вебер просто позвонил. Прикольно было. Я сижу на Ветеранов у себя на квартире, в глубокой жопе, можно сказать, и тут раздается телефонный звонок – звонит Вебер. Говорит: «Приезжай на конвенцию через неделю. Приедешь?» Я говорю: «Конечно, приеду»… Ну, и не поехал тогда. После этого Вебер меня не приглашал несколько лет – два-три года от него вообще ничего не было слышно. Потом опять начал звать.

М. Б.: Меня поразили масштабы конвенции: это как большая фабрика.

Д. Б.: Да, во Франкфурте большая конвенция, мне очень нравится. В первый раз мы там с Тарасом работали, сейчас об этом весело вспоминать. После этого были разные другие тусовки, потом и Берлин. В Берлине тоже раньше круто было. Но суть не в этом, а в том, что мне эти все поездки нравятся, и я езжу с удовольствием и по сей день. Вообще, весь прикол в том, что можно поехать путешествовать и заодно творчески поработать.

М. Б.: Попробуй сформулировать разницу между зарубежными конвенциями и местными.

Д. Б.: Масштабность, состав и уровень организации. И обсуждать особо не хочется, разница огромная! А вот сказать о различном отношении к конкурсам татуировок на конвенциях там и здесь хочется. Везде эти конкурсы проходят просто как элемент шоу-программы, и большинство татуировщиков не относится к ним слишком серьёзно, а здесь всё наоборот. При этом за рубежом делаются попытки создать нормальное судейство, у нас тут этого пока нет. Нормальное – это когда есть профессиональное независимое жюри. Здесь, в России, такой ситуации, похоже, достичь не просто; тут нет ответственных людей среди татуировщиков, согласных работать в жюри. Поэтому жюри напивается почти сразу после начала конкурсов. По-моему, решение этого вопроса показывает уровень самих организаторов. И результаты таких конкурсов, к сожалению, остаются на низком уровне. Получается, что, когда в конкурсе участвует работа одного из членов жюри, этот член жюри просто поднимается и уходит, вместо него садится какой-то другой хрен, зачастую никому не представленный, и конкурс продолжается как ни в чём не бывало. Как можно при таком раскладе относиться ко всему этому серьёзно, мне лично непонятно. Я считаю, что профессионалов надо выращивать, это касается любой области, включая жюри. Надо вкладывать, а большинству хочется только стричь купоны. Это должны понимать организаторы подобных тусовок.

Публика, кстати, тоже не совсем готова воспринимать происходящее. Иногда вообще ситуация до абсурда доходит. Люди на конвенции в Питере подходят ко мне, спрашивают: «Блин, какие у тебя есть дизайны для продажи?» Даешь человеку буклет и говоришь, что вот здесь всё написано, а он тебе: «Здесь по-английски написано, а мы-то с тобой по-русски разговариваем. Ты чего, как мудак, по-русски мне не можешь сказать?» А я с этим буклетом пол Европы объездил, везде он работает! Понимаешь, что мне удобно людям показывать, то я и показываю. Я в своей работе рассчитываю на аудиторию определённого уровня, и коль я профессионал, почему я должен подстраиваться под их уровень? Информации и разъяснительной работы по этому поводу явно не хватает.

Сейчас в России проводятся тусовки, создана гильдия профессиональных татуировщиков – движуха идёт, одним словом. Но я считаю, что всему свое время. Сначала надо дождаться, пока большинство тех, кто в этом бизнесе, самостоятельно осознаюет необходимость развиваться во всех направлениях. Я думаю, что рано или поздно это должно произойти, и профсоюзы начнут играть свою роль. Тогда можно будет говорить и о каком-то уровне, и обо всем остальном.

М. Б.: Всё, хорош умничать. Слово «гильдия» мне не нравится.

Д. Б.: Да, оно слегка корявое… В основе что-то типа… Мы живём в России, страна уникальная, и мы все уникальны, на манер снежинок. И, соответственно, должны по-русски называться. Самое русское слово, которое нам пришло в голову, это «гильдия».

М. Б.: Мы все это когда-то проходили, когда наши рок-музыканты облучали население мощью своего таланта под маркой русского рока.

Д. Б.: Да, похоже, с тех пор мало что изменилось. Мы всегда стараемся изобрести свой собственный велик, вместо того чтобы использовать плоды достижения цивилизации. Тяга к мазохизму и саморазрушению, видимо, в крови.

Мы – панковская страна…

Ник Рок'н'Ролл

(записано в 2005 году)

Н. Р.: Город Оренбург, в котором выросло то, что все теперь называют Ником Рок'н'роллом, – и, наверное, год 74-й тогда был, – там произошел тот самый осознанный сдвиг в моем