делами, общими с Варфоломеевым, нашел неправильности в расчетах, и на этой почве между ним и сыном Варфоломеева возникла ссора, закончившаяся полным разрывом. Старики были дружны более сорока лет: кумовья, доверяли друг другу и недостаточно оформляли свои деловые расчеты. Этим воспользовались оскорбленные Варфоломеевы и внесли к Ковалеву иск в сумме 23 000 рублей. Ковалев был поражен этим иском, ибо по своим незатейливым записям ничего не был должным, и расчеты могли выразиться в сотнях рублей. Сумма иска, сама по себе большая, не подрывала благосостояния Ковалева, но в наличности такого капитала не было. Ковалев, огорченный, обиженный, недоумевающий, как все это могло случиться, пришел ко мне с зятем. Рассмотрел я документы и нашел, что иск основан на ряде писем и записок, например: «Внеси, кум, за мой счет в Волжском[217] 1600 рублей, а мы опосля сочтемся». И другие такого же содержания. Записки и письма за много лет. Оправдательных документов у Ковалева не было:

— Свои мы люди, как братья родные жили. Какие расписки? А может быть, в самом деле, я должен, ведь сколько лет торговали вместе….

Зять и я возражали, доказывали, что молодой Варфоломеев — нечестный человек, сбил с толку старика своего, который высказался:

— Коли я мошенник, то я покажу, какой я мошенник, чтобы не напрасно галдели.

Я поручил зятю рассмотреть большую переписку между стариками и отобрать, что найдется подходящее против иска. Варфоломеев жил в станице, а Ковалев в Ростове. Зять принес такого же рода письма и записки, счета, которые также требовали доказательств об уплате, и я решил предъявить встречный иск, о чем сказал Ковалеву, объяснив, в чем дело.

— Так-то так, — ответил Ковалев. — Выходит, что кум нечисто делает, и я также лезу в мошенство. Кум, может, ошибается, думает по совести, что я должен ему, а я уж открыто иду на грабеж!

Поговорили по этому поводу, и Ковалев как будто согласился с нами. Наш иск был на несколько тысяч больше. Поверенным Варфоломеева был В. Ф. Браславский, строгий цивилист. В первом заседании я решил заявить встречный иск и просил срок для изложения на письме. Ковалев выразил желание приехать в суд в Таганрог:

— Хочу посмотреть на кума, ежели он будет в суде…

***

— Дело по иску Варфоломеева к Ковалеву о 23 000 рублей, — объявил председатель.

Стали мы, адвокаты, на свои места. К Браславскому подошел грузный, большого роста Варфоломеев, и тогда Ковалев продвинулся ко мне. Я сделал заявление о встречном иске. Занесли в протокол. В это время Ковалев степенно подошел к судейскому столу.

— Вы кто? — спросил председатель.

— Ковалев я.

— Что ж вам нужно? Дело откладывается[218].

— Господа судьи, дозвольте и мне сказать слово. Может, тогда трудов ваших не надо будет и дело, значит, прикончится сейчас.

— Что вы хотите сказать? — нетерпеливо спросил председатель.

— Варфоломеев мой кум. Жили мы в большой дружбе, и я ему крепко во всем верю. Ежели я ему должен и он на это примет «чистительную присягу»[219], то я уплачу, — сказал Ковалев и уставился на Варфоломеева.

Это[220] заявление, сказанное с большим достоинством, произвело своею неожиданностью ошеломляющее впечатление на меня, Браславского и Варфоломеева. Судьи тоже вышли из своего обычного равнодушия и спокойствия.

Председатель:

— Вы, Ковалев, заявляете суду, что если истец примет очистительную присягу в том, что вы ему должны 23 000 рублей, то вы признаете иск правильным и отказываетесь от своего иска? Знаете ли вы, что если он присягнет, то суд немедленно вынесет решение о взыскании с вас требуемых денег?

— Все это, господа судьи, хорошо понимаю, именно желаю суда Божьего, суда совести. Если он присягнет, то спора не будет с моей стороны — подчинюсь!

Близорукий Браславский протирал очки, чтобы лучше «рассмотреть» происходящее. Варфоломеев как-то неестественно двигался на месте, перебирая ногами. Кровь прилила ему к голове. Тишина мертвая. Все воззрились на Варфоломеева.

Председатель:

— Варфоломеев, вы слышали заявление Ковалева? Поняли, в чем его требование? И если поняли, то что вы имеете сказать по этому поводу?

Хриплым голосом Варфоломеев ответил:

— Как он мне должен, то присягнуть могу.

— Суд удаляется для составления протокола, — объявил председатель. — Прошу тяжущихся и их поверенных остаться для выслушивания и подписания протокола суда.

Вышли мы в кулуары. Подошел ко мне Ковалев, по виду очень довольный своими действиями:

— Ну вот и разрешится дело[221]. Не по совести мне судиться. Кончаю жизнь, спасаться собираюсь, а тут кляузы и все такое… Присягнет, значит, я должен. За много лет долг мог набраться. Жили в мире, не считались, а повздорили — захотел кум все получить по своему расчету.

— Дело ваше, — ответил я. — Но не пойму, как это вы, человек верующий, подводите корыстного своего друга под лжеприсягу, толкаете нарушить закон божеский и человеческий? Ведь ясно, что вы не должны по представленным документам, а вы змием-искусителем подсовываете ему легкую добычу «за лжеприсягу[222]».

Признаюсь, я был несдержан. Ковалев осерчал на сказанное:

— Человек ты умный, но не твоего ума мое решение. Продумал все, с женой совещался, помолился, с духовником беседу имел и поступаю как следует, без корысти и злобы.

Вошел суд, объявил протокол, назначил день присяги, расписались. На другой день ко мне пришел зять Ковалева. От старика он узнал, какой оборот приняло дело.

— А папаша начудил. Ну что же, видно, платить придется. В наличности такой суммы нет. Думаю, следует взять ссуду в земельном банке[223] под имение, лет на девятнадцать. Выплачу легко.

Я одобрил план. Решили немедленно приготовить нужные для залога документы и возбудить ходатайство о ссуде, а взять ее, когда состоится решение.

В назначенный день для присяги поехали в Таганрог. Председателем Таганрогского суда был Василий Петрович Мордухай-Болтовский, очень милый и сведущий человек. Когда мы пришли в суд, то председатель, заинтересованный личностью Ковалева, пригласил его в кабинет, где долго беседовали. Председатель после сказал мне:

— Прекрасный старик Ковалев, интересный по своему мировоззрению и религиозным взглядам.

Явились Браславский и Варфоломеев. Процессия отправилась в собор, где должна была состояться присяга. Была ранняя осень, тихий, пророчески солнечный день. Необычное шествие двигалось по малолюдной улице к собору: судьи в мундирах, секретарь, судебный пристав, адвокаты и тяжущиеся — друг от друга поодаль. В соборе нас встретил один священник и прислужник. Священник в траурном облачении встал около аналоя, по бокам большие канделябры со свечами. Ковалев стал истово креститься у одной из икон.

Председатель:

— Досточтимый отец протоиерей, содержание дела и повод к присяге вам сообщены. Здесь пред вами Варфоломеев, истец по делу, а вот и ответчик Ковалев, желающий разрешить судебное дело о чести присягой. Потрудитесь привести к присяге