— Мама! — закричал не своим голосом Аллаяров и метнулся было к старухе. Но капитан Алиев удержал его за локоть.

— Оставайтесь здесь!

Аллаяров, будто смертельно уставший человек, прислонился к столбу веранды и прикрыл глаза.

Старуха руками разгребла под деревом рыхлую землю и, отыскав что-то, поднялась. Медленно пошла обратно.

В руках она держала длинный нож, выпачканный в глине.

— Что ты наделала, мама! — простонал Аллаяров, закрыв лицо руками.

— То, что мне велел бог.

Старуха бросила нож на пол. Постукивая палкой, прошла мимо сына, села опять на свое место — и снова превратилась в истукан. Пораженный случившимся, Алиев безмолвно смотрел на нее. В ее неподвижных глазах он увидел слезы.

— За что убили? — спросил он в упор Аллаярова.

Тот поднял голову. В его лице не было ни кровинки.

— Отказалась принести черновики мужа и копии его работ... Кроме того хотела... сообщить вам, — проговорил он приглушенным голосом.

Так и есть, предположение Алиева оправдалось. Мунис Саидова принесла себя в жертву. Она продала свою честь, но решила защитить честь мужа.

Подошли двое милиционеров.

— Уведите!

— Товарищ капитан! Я все расскажу! Все! Чистосердечно! Прошу это принять во внимание, — выкрикивал Аллаяров. Он пытался вырваться из рук взявших его с двух сторон милиционеров. — Вы меня слышите, товарищ капитан?

— Вам ничего другого не остается, — сказал Алиев.

Арестованного увели.

Из дому вышли лейтенант Султанов и председатель махаллинской комиссии Кадыров.

— Закончили? — осведомился капитан.

— Какое там! — с раздражением бросил лейтенант. — Только на опись найденных вещей потребуется дня два.

Алиев зажег сигарету и с наслаждением затянулся.

— Что ж, в таком случае продолжайте, — сказал он лейтенанту. — А я поехал.

Капитан дошел до ворот и, как бы что-то вспомнив, резко остановился. Он возвратился на веранду и подошел к старухе.

— Спасибо, мать. Вы очень помогли нам.

Ни один мускул не дрогнул на лице старой женщины. Устремив взгляд в пространство, она оставалась неподвижной — будто не слышала, что ей сказали. По щекам, теряясь в глубоких морщинах, катились слезы.

Алиев поехал в ТашМИ. Молоденькая медсестра, провожая его до палаты, где лежал Рахим Саидов, осторожно спросила:

— А кто этот человек, товарищ капитан? С раннего утра к нему идут посетители.

— О, это очень большой человек, — с улыбкой ответил Алиев.

Лицо медсестры тут же приняло строгий вид.

Койка Рахима Саидова стояла у окна. Голова его была забинтована, ссадины на лице намазаны йодом. Узнав капитана, он хотел приподняться.

— Лежите, лежите! Как ваше самочувствие, Шерлок Холмс?

Рахим улыбнулся одними только глазами, еле слышно проговорил:

— Я отнес... Все вернул.

— Знаю, — сказал капитан. — И хорошо поступили.

— Он?

Алиев кивнул.

— За что?

— Она не согласилась выкрасть у вас то, что для вас дороже самой жизни.

— Что? — глазами спросил Рахим Саидов.

— Вашу работу.

— Мою работу? — удивился Рахим Саидов. — Зачем ему моя работа?

— Пока не ясно — или выкрасть, или уничтожить собирались ваш препарат. И хотели в этом деле использовать вашу жену. Мунисхон отказалась...

Рахим закрыл глаза и долго молчал.

— Кто они? Их много?

— Ниточка в наших руках.

Дверь приоткрылась, в палату заглянула медсестра. Капитан вспомнил просьбу врача — не утомлять больного. Он поднялся.

— Товарищ капитан, — обратился к нему Рахим. — Шофер не виноват. Я сам... по рассеянности...

— Мы учтем, — пообещал Алиев. — Других просьб нет?

Рахим отрицательно покачал головой. И еле слышно сказал:

— Благодарю вас.

Алиев дружески улыбнулся, осторожно пожал ему руку и вышел из палаты.

Перевод с узбекского Э. АМИТА.

Юрий ВОЛОГИН

КАНДИДАТ

Повесть

Часть I

1.

В дальнем углу зоны прямо на скудной, выжженной траве расположилась компания. Клыч ленивым движением потянулся за гитарой, пробежался пальцами по струнам. Красивый, атлетического сложения, с выразительным волевым лицом, Клыч вопросительно оглядел дружков:

— Ну что? Объявляется концерт по заявкам передовых зэков.

Воровка никогда не станет прачкой,

А жулик не подставит финке грудь...

Он запел приятным, хорошо поставленным баритоном, умело аккомпанируя себе. Оборвал песню, зажал струны рукой.

— Что приуныли, урки?

— Жалко, что тебе вышла амнистия, Клыч, — проворчал громадный, мрачный Сенька Шпала. — Кто нам так споет теперь?..

— Эх вы, корешки, — усмехнулся Клыч. — На воле песни лучше поются. А вы будете крепче помнить Клыча.

Он отложил гитару, поднялся с земли, со смаком потянулся.

— И вообще, я же не напрашивался. Амнистия так амнистия... Нет, братишки, хватит парить нары. Воля!.. Завтра получаю «бегунок» — прощай санаторий.

Он подошел к турнику, вкопанному в землю неподалеку, подпрыгнул, и смаху начал крутить «солнце». Компания наблюдала.

— Чемпион, — многозначительно поджал губы Шпала. — Ботвинник!

— Ботвинник по шахматам, — робко поправил Шпалу маленький Тэкс.

— Молчи, шпана, — нахмурился Шпала. — Образованный... Эх, я бы с Клычем в паре пошарашил. Артист! Да, парню свобода, а мне еще... — Он ухмыльнулся. — Клыч! Жди моего срока, вместе на волю выйдем... А куда ты лыжи навостришь, а?

— Ташкент, как сказал один писатель, город хлебный. Неужели он не раскроет свои жаркие объятия родному сыну? — Клыч ловко соскочил с турника. — Мой адрес узнаете в ГУМе — Городском управлении милиции. Прошу не путать с универмагом — совсем другая контора.

Сенька Шпала довольно оскалился.

— Не спутаем. — Они-то тебя враз заметут, и будешь ты снова с нами.

— Ну, как же, сплю и вижу.

— Ничего Клычек, авось скоро на воле свидимся...

Клыч не успел отреагировать на это странное обещание.

— Адыл! Вахабов! — Клыч порывисто обернулся. По зоне неспешно шел капитан Егоров. Клыч поспешил ему навстречу, не из особой любви к строгому, всегда озабоченному капитану, а чтобы не накрыл компанию.

— Кейфуете? — коротко глянул на Вахабова капитан.

— Что вы, гражданин начальник! Так, беседуем за жизнь, — возмутился Клыч.