Помнится, дядя Саша и тетя Туся ездили из Саток на могилу моего отца в Магнитогорск. Приехали они оттуда какие-то присмиревшие. Кажется, это был первый и последний случай, когда могилу отца посетил кто-то из родных.

Впереди был 1934 год, который проложил страшную борозду в жизни нашего общества. Елизавета Александровна (Татля) продолжала меня обихаживать. Без нее мне бы пришлось совсем плохо. Получала она нищенскую пенсию (у нас она ничего не получала и, кажется, даже не питалась) и, чтобы как-то существовать, поступила на работу в семью Тимченко, у которых было двое детей – Нина и Юра, мои ровесники. Поступила на работу под условием, чтобы она занималась не только детьми Тимченко, но и мною. С тех пор мы в течение нескольких лет росли вместе. Тимченко жили на Кирочной рядом с нами, в том же доме, где жили обе мои бабушки, и Глушкова, и Басова (на Кирочной, 17). Татля утром приводила меня к Тимченко (в той же квартире жила бабушка Басова, но она в то время работала переводчицей на Урале на том же заводе, что и Александр Петрович), мы ходили вместе гулять, затем обедали, а вечером она отводила меня на Кирочную, 24, где я жил у тети Туси.

1 августа у дяди Саши и тети Туси родился сын Петр, которому все были несказанно рады. После кончины Мариночки тетя Туся долго не могла забеременеть. Помогла ей забрюхатить, как говорят в народе, одна ясновидящая, которая до революции жила у бабушки в прислугах. Я сразу полюбил своего двоюродного брата, которого в семье звали Тептик, или Петрусик.

Зимой, как известно, в жизни страны произошло роковое событие – был убит Киров. Хорошо помню, что всех охватило чувство надвигающейся беды, после этого убийства все находились в состоянии какого-то оцепенения. Через несколько дней после убийства Кирова мы пошли гулять и вышли к улице Воинова (ныне опять Шпалерной). Гроб с телом Кирова был выставлен для прощания в Таврическом дворце. По всей улице (а мы вышли на нее на пересечении с проспектом Чернышевского) растянулась плотная вереница людей, которые шли прощаться с Кировым. Стояли сильные морозы, колонны двигались медленно, и чтобы обогреться, люди прямо на улице разжигали небольшие костры. На убийство Кирова я откликнулся стихотворением, в котором были такие строки:

Не стало кировской улыбки

На дорогом его лице,

И лишь слеза из глаз скатилась

При виде траура в стране.

Отнеситесь к ним снисходительно – они написаны семилетним ребенком.

Несколько десятилетий спустя после убийства Кирова я побывал в его квартире-музее на Кировском (ныне Каменноостровском) проспекте. При посещении музея мне больше всего запомнился один непритязательный экспонат. Киров состоял на партийном учете в одной из заводских партийных организаций. На его учетной карточке как основание для снятия с учета написано одно слово: «Убит».

После убийства Кирова в Ленинграде начались страшные вещи. Стала проводиться паспортизация. Те, кто получил талоны на паспортизацию, оставались в Ленинграде, а те, кто не получил, подлежали высылке. Моих родных беда обошла стороной, но многие из друзей и знакомых были высланы. К бабушке Глушковой приходили прощаться ее старинные подруги. Судьба многих семей зависела от расположения дворников. Те семьи, которые вели себя заносчиво и чем-то дворнику не угодили, вынуждены были с Ленинградом расстаться. Бабушку Глушкову спасло то, что она была демократична и обходительна и всегда старалась угостить дворников, которые приносили дрова. Ее промеж себя они называли хорошей, или доброй, барыней. А вот многие заносчивые барыни за свою спесивость поплатились. После того как начались массовые высылки и аресты, бабушка Глушкова не раз говорила: «Киров этого никогда бы не допустил». Сказывался ее армянско-галльский темперамент. Вообще она была очень невоздержанна на язык, и только чудо спасло ее и тетю Иру от расправы.

Как-то бабушка поехала в дом отдыха. Там она познакомилась со старушкой, работавшей в секретариате Ленина. Они подружились, и ее товарка рассказывала ей, что Ильич не раз говорил: «Сталин Россию до добра не доведет». Бабушка повторяла это направо и налево, не задумываясь о последствиях. Как-то к нам в дом пришла женщина. Я запомнил следующий ее рассказ. Высылке подлежали два сотрудника академика И. П. Павлова, который обратился к тогдашнему председателю Совнаркома СССР В. М. Молотову с просьбой оставить их в Ленинграде. Молотов ответил, что сделать ничего не может, так как комиссию по чистке возглавляет Ворошилов.

А теперь отвлечемся от эмоциональной стороны дела и попытаемся разобраться в убийстве Кирова, его причинах и следствиях[42]. Сразу скажу, что я не придаю особого значения, совершил ли это убийство Леонид Николаев из ревности или по политическим мотивам, был ли это убийца-одиночка или убийство было кем-то организовано и подготовлено, в частности Сталиным или Ягодой. На счету Сталина такое количество преступлений, что наличие или отсутствие еще одного из них едва ли прибавит что-либо к его палитре. Гораздо важнее другое – это убийство Сталину было как нельзя кстати, и он извлек из него максимальные дивиденды. Оказался выбитым один из самых заметных его конкурентов, который пользовался популярностью в народе (другое дело, заслуженно или нет). Появлялся убедительный повод для проведения массовой чистки как в партии, так и в обществе в целом, для нарастания в обществе массового психоза, создания образа врага, что подготовило почву для появления вскорости «ежовых рукавиц». Кирова впоследствии, особенно после ХХ съезда партии, упрекали в том, что он не дал бой на XVII съезде партии, когда вроде бы на его стороне было большинство делегатов съезда. Думаю, что этот упрек неоснователен. К тому времени вокруг Сталина сложилось прочное руководящее ядро в лице Молотова, Ворошилова, Калинина, Кагановича, Куйбышева, Орджоникидзе, Андреева, Микояна и других, которые за Кировым бы не пошли. К тому же в руках Сталина были армия, органы внутренних дел и госбезопасности. Делегаты съезда в большинстве своем были заражены конформизмом, и если бы Киров открыто бросил Сталину вызов, он потерпел бы сокрушительное поражение. Киров это прекрасно понимал. Этим объясняется тот вдохновенный панегирик в адрес Сталина, которым он разразился на XVII съезде партии. Помните: «Трудно представить себе фигуру гиганта, каким является Сталин», – и т. д. Поэтому я не склонен переоценивать ни самого Мироныча, ни его перспектив в борьбе со Сталиным. Несомненно, однако, что гибель Кирова окончательно развязала Сталину руки. Во главе Ленинграда был поставлен Жданов, доминирующей чертой которого была трусость.