В экспедиции меня приняли хорошо, оформили все документы на получение ВВ, сказали, что, как только будет погода, и с Печоры придут самолёты, меня погрузят и отправят. А пока поселили в дом приезжих – однокомнатную квартирку в типичном геологическом 4-квартирном коттедже тех лет. Никого из жильцов не было, и ходить в посёлке тоже было некуда. Потом появился сосед, который посоветовал мне сходить на мост через р. Кожим, одному из многочисленных притоков реки Печора. Это было примерно в 3 км от посёлка, и я пошёл в один из дней прогуляться. Зашёл на мост. Это была довольно широкая река, метров до 90. И до уровня воды с моста тоже было метров 10. Что же было особенно удивительным, так это прозрачность воды. На дне был виден каждый камушек, хотя глубина реки в этом месте на взгляд была более 3 метров, а учитывая такую прозрачность, то и больше. Кроме этого, вода имела очень красивый зеленовато-голубоватый оттенок. Это, конечно, был цвет не самой воды, а отражение зеленокаменных пород дна реки. По сравнению с этой водой, реки равнинной восточной части можно было просто сравнить с киселём. В Кожим на нерест заходила каждый год сёмга и поднималась до самых его верховий в горной части. Во время хода она жадно хватает блесну, но ловить её в любое время рыбнадзором запрещалось, и он строго следил за этим. В посёлке мне рассказали случай, как недавно один человек поймал 7 штук рыбин, но узнал рыбнадзор, и пришлось ему уплатить 350 рублей штрафа.

В те годы это был экологически чистый регион, где загрязнителями были только очень редкие шахты Печорского бассейна. В районе Воркуты почти все шахты были опасны по газу и пыли, в Интинских шахтах ситуация была получше. Местные жители рассказали мне, что за последний год на шахтах Воркуты было 2 очень мощных взрыва метана, и каждый раз погибло по нескольку десятков шахтёров. Про эти катастрофы в открытой информации не было ни слова, хотя слухи к нам в Саранпауль какие-то доходили. В горнотехнической инспекции Инты мне проговорились, что руководство Округа в Воркуте полностью сменено, а кто-то из рядовых инспекторов попал под суд. Но не всегда в таких авариях бывают виновны люди – поведение земных недр не поддаётся описанию математическими формулами, а потому часто непредсказуемо.

Вскоре к нам в приезжую прибыла из Москвы новая группа людей. Сказали, что это какая-то тематическая партия из геологического НИИ, занимающегося проблемами пьезооптического сырья. Вызвало удивление огромное количество выгружаемых чемоданов и вьючников, которыми заполнили несколько кладовок. Начальник партии, вальяжный мужчина средних лет, обратил на себя моё внимание белоснежными рубашками, которые у него совершенно не грязнились от носки. Уже позднее, местные мне приоткрыли некоторые тайны этой партии. Они приезжают каждый год на месяц-полтора. Состав, в основном, женский. Это повара, коллекторши, прачки. Кроме геологических инструментов с собой везут несколько стволов оружия, целый чемодан фотоаппаратуры, целый чемодан белых рубашек, которые даже в поле меняются ежедневно. Цель, конечно, благая – искать закономерности распределения пьезокварца в земной коре, но методы вызывают некоторое сомнение. Уж очень похожи такие поездки на сафари за государственный счёт.

Рис. 40: Гора Манарага

Попытки улететь предпринимались чуть ли не каждый день. Аэродром был недалеко, около 2 километров, но самолёты приходили из г. Печора за 40 километров. Бывало, что самолёт загружали, но не давали потом лететь на восточный склон из-за погоды. То вдруг погода на восточном склоне была лётная, а на западном – нет. Наконец недели через две удалось с грузом подняться в воздух. Уральский хребет мы пересекали практически под прямым углом. Оказалось, что он состоит из 5 параллельных гряд . Самая высокая – центральная часть, и пониже в обе стороны по 2 гряды. Хорошо просматривались самые высокие вершины Урала – горы Народная, Колокольня, Манарага (медвежья лапа), Неройка. Быстро перевалили хребет, и я сразу узнал наши пейзажи, знакомые уже мне ранее по полётам на вертолётах. Общее время в воздухе составило менее одного часа.

Такое госпредприятие как экспедиция не было бы таковым, если бы не имело все соответствующие атрибуты тех времён, а именно партийную и комсомольскую организацию. Членов партии тогда было очень мало – не более 5 человек и секретарём был избран М.В. Ильяшевич. Но комсомольскую организацию он решил создать с моим возвращением с поля. На личной беседе он предложил мне стать секретарём комсомольской организации и я, после недолгого упирательства, согласился. Что меня ждало на этом поприще, я хорошо представлял. Уже в те годы комсомол в таких глухих местах практически не играл никакой роли, дисциплина была на нижайшем уровне. Комсомольцы на собрания не ходили, т. к. хорошо знали, что принятые на них решения и просьбы к старшим "товарищам" – членам партии, никогда ими всерьёз не рассматриваются и не выполняются. Подавляющая часть молодёжи комсомольского возраста до 28 лет при переезде на новое место работы или жительства не снималась в райкомах с комсомольского учёта, а если и снимались, то позднее выкидывали учётные карточки. В экспедиции, в основном, работала молодёжь, но на учёт встало только 10 человек и только инженерно-технические работники. Ни одного рабочего не было.

Оценивая в ретроспективе то время, можно с уверенностью говорить, что комсомольская жизнь более или менее прилично текла тогда, в основном, в Москве. Там была масса комсомольских функционеров в аппарате ЦК комсомола и всяческих молодёжных организациях. Кроме идеологической преснятины им предлагалась и много "разносолов" в виде частых загранпоездок, спецпайков и спецполиклиник. Поэтому за эти места шла жёсткая борьба и, чтобы старшим "товарищам" показать полезность своего существования, они плодили огромное количество бесполезных бумаг и засыпали ими низовые организации. В областных комитетах и "труба была пониже, и дым пожиже". А что касается районных и низовых организаций, то их вообще ни за что не считали. Конечно, комсомол как бы считался резервом партии. И людей комсомольского возраста принимали в партию только с наличием рекомендации комсомола. Но это касалось только ИТР. Если же надо было принять в партию рабочего, то это требование не выдерживалось. Поэтому я вот даже сейчас не могу ответить на вопрос: "Что партия хотела иметь от комсомола?" и "Какую роль он играл в стране вообще?" Я имею в виду период только после войны, когда у