Следствием численного увеличения армии в ходе экспедиции явились её децентрализация и ослабление роли главкома. Чан Кайши из главнокомандующего фактически превратился в одного из генералов.

Наиболее крупную роль среди генералов-попутчиков играл хунаньский милитарист генерал Тан Шэнчжи[101], примкнувший к НРА в апреле 1926 г. перед самым началом Северного похода и назначенный командиром 8-го армейского корпуса НРА. По свидетельству военного разведчика под прикрытием должности вице-консула в Ханькоу А. В. Бакулина[102], Тан Шэнчжи «…владеет землёй в компании с несколькими буддийскими храмами и в то же время участвует в скупке земель с каким-то орденом миссионеров, состоит акционером многих торгово-промышленных компаний, в том числе и компании по содержанию публичных домов в Чанша. Имеет свой пароход на Янцзы, дома и отели в Чанша».

Вокруг Тан Шэнчжи стала формироваться так называемая «баодинская группировка» (по названию военной академии в Баодине, недалеко от Пекина), которая отрицательно относилась к главкому и позволяла себе не исполнять его приказы. «Тан нужен и особенно сейчас, – писал В. К. Блюхер. – Он нужен как сила противодействия Цзяну (Чан Кайши. – Авт.)… но для этой роли он должен быть силен в меру… Надо его заставить не мешать революционной работе. Нужно поставить его в такую объективную обстановку, где бы он выполнял свою рабочую роль в национально-революционном движении страны… Тан хитрый мужик, ему в рот два пальца класть не следует».

Итак, в качестве противовеса Чан Кайши выдвигался «революционер» Тан Шэнчжи, попутчик «до поворота», которого начинали поддерживать советские представители. Разумеется, о новой креатуре русских не мог не догадываться Чан Кайши, так как это было секретом Полишинеля. Во всяком случае, это подталкивало к решительным действиям.

Осенью 1926 г. усилились разногласия и в командовании НРА, и в гоминьдановском руководстве. Особенно остро встал вопрос о новом местонахождении Национального правительства (Гуанчжоу, откуда начался Северный поход, уже стал глубоким тылом), в процессе обсуждения которого начался интенсивный процесс поляризации сил в Гоминьдане.

Занявшая левые позиции конференция ЦИК Гоминьдана 15 октября 1926 года приняла решение вызвать из-за границы находившегося «на лечении» за границей лидера левого крыла Гоминьдана Ван Цзинвэя, чтобы он вновь занял свой пост председателя Национального правительства.

Чан Кайши настаивал на переводе резиденции правительства и ЦИК Гоминьдана в Наньчан, где находилась его ставка. Он аргументировал это тем, что временное местонахождение столицы должно зависеть от стратегических планов и военных действий. А так как основные военные действия в то время разворачивались в нижнем течении Янцзы, то и национальному правительству пока следовало находиться в Наньчане. Переехать в то время в Ухань Чан Кайши не мог и по той простой причине, что это поставило бы его в подчинённое положение к Тан Шэнчжи. Честолюбивый Чан Кайши, сделавший заявку на роль бесспорного лидера Гоминьдана, не готов был согласиться на вторую роль.

Левые в Гоминьдане, и особенно коммунисты, настаивали на переводе правительства в Ухань, где заместителем командира дивизии был коммунист Е Тин[103] и, как считали, ширилось рабочее движение. 1 января 1927 г. Ухань, являвшимся трехградьем из Ханькоу, Ханьяна и Учана, был провозглашён столицей Китая находившимися здесь отдельными членами национального правительства и ЦИК Гоминьдана. Чан Кайши остался в Наньчане, а вместе с ним и большая часть членов ЦИК Гоминьдана и национального правительства, которые так и не добрались до Уханя. Так стали складываться два политических центра: левых – в Ухане и правых – в Наньчане.

Для Москвы эта проблема оказалась неожиданной и, как показал дальнейший ход событий, неразрешимой. Развитие дальнейшего противостояния между Уханем и Наньчаном отражало углубляющийся кризис в Гоминьдане и национальном правительстве, возрастание военного фактора как в лице Чан Кайши, так и генералов в освобождённых провинциях, расшатывание единого фронта, постепенное ослабление позиций уханьского правительства.

9 января 1927 г. Политбюро ЦК ВКП(б) направило Бородину телеграмму, в которой как компромиссное решение предлагалось согласиться на пребывание главкома со штабом в Наньчане «ввиду фронта», «но Нацпра[вительство] и Цека» должны были находиться в Ухане.

Уханьское правительство опиралось на части НРА под командованием хунаньского милитариста генерала Тан Шэнчжи. В отличие от Чан Кайши, пытавшегося поскорее занять районы нижнего течения Янцзы с такими крупными центрами, как Нанкин и Шанхай, где он рассчитывал на финансовую и политическую поддержку китайской буржуазии, Тан Шэнчжи стремился в первую очередь, соединившись с национальными армиями, свергнуть пекинское правительство. Претензии находившихся в Ухане членов ЦИК и национального правительства выступать от имени всего правительства и всего Гоминьдана, по сути, были нелегитимными, самозваными, так как они не представляли собой большинство входивших в высшие партийный и государственный органы членов. Это был своеобразный вызов Чан Кайши и оставшимся с ним членам правительства и руководства Гоминьдана, спровоцированный в том числе и М. М. Бородиным.

Фактически разрыв с Чан Кайши явился одним из центральных событий, приведших к резкому изменению хода Северной экспедиции, и в конечном итоге на фоне обострения противоречий привёл к разрыву единого фронта. Бородин совершил серьёзный психологический просчёт: он недоучёл силы бонапартистских устремлений Чан Кайши, амбициозности его характера и сильно задел его самолюбие. Вместо того, чтобы использовать честолюбие Чан Кайши в интересах политики Москвы, он фактически превратил его в антагониста. Одновременно Бородин переоценил лидерский потенциал других руководителей Гоминьдана, в частности, Ван Цзинвэя.

Бородин и проводимая им политика в Ухане подталкивали Чан Кайши на размежевание с уханьским правительством и как следствие этого – на разрыв с Советским Союзом.

Чан Кайши не без оснований считал Бородина противником размещения правительства в Наньчане и в феврале 1927 г. поставил вопрос об отзыве Бородина и направлении в Китай другого советника. Чан Кайши готов был пойти на существенные уступки, он даже не возражал, чтобы Ван Цзинвэй «поскорее вернулся для совместной работы». Но всё это было увязано с незамедлительным отъездом главного политического советника из Китая.

Отношение к Чан Кайши являлось также «конкретным пунктом разногласий» между М. М. Бородиным и В. К. Блюхером. Последний считал, что момент для разрыва с Чан Кайши неблагоприятен.

Бородин пытался «подмять под себя» всех советников, включая и Блюхера. Из Китая приходили различные сигналы по данному вопросу. Об этом свидетельствует письмо, направленное в первой половине января 1927 г. К. Ворошиловым в НКИД СССР Карахану и в Коминтерн Ф. Раскольникову, в котором говорилось, что «телеграмма тов. Лонгва спец. № 5 от 14.1.[1927 г.] подтверждает наши опасения относительно неурегулированности взаимоотношений между тов. Бородиным и работниками нашей Военной группы. Так, тов. Бородин …сместил заместителя начальника Военной группы тов. Ефремова (псев. – Абнольд) и назначил не его место тов. Скалова-Синани. Судя по т[елеграм]ме тов. Синани директива эта не была подтверждена