вздрагивал, когда в нем появлялись два голубых жгучих глаза. Вот и опять они выставились. Пересиливая робость, Андрей пристукнул прикладом винтовки в стертые половицы исправдомовского коридора, со всей строгостью, на которую был способен, приказал: 
— Эй, ты, убери гляделки, не то штыком пырну.
 Арестованный укоризненно произнес:
 — Ах, как это жестоко, дружочек. Здесь же темно, крысы бегают...
 — Поговори вот еще...
 Андрей Шашуков, когда его назначили охранять двух убийц, содержащихся в исправдоме № 8, готовился к встрече со звероподобными дядьками: и рост — головой в потолок, и черная тряпица — наискось по глазу, и нечесаные бороды. А оказалось — мужики, как мужики. Этот курчавый, с голубыми глазами, вообще черт знает что. Господинчик. Чуть старше его, Шашукова. А голос... Запоет — артист да и только!..
 Отогнав голубоглазого от двери, Андрей нащупал бумажку в кармане штанов, поднес к глазам. На круглом, простодушном лице его появилась ухмылка.
 — И фамилии-то... Николай Зось, Павел Ренке... Не иначе из буржуев. Ишь, опять горло дерет.
 Из камеры доносился приятный, хорошо поставленный альт Ренке:
  Сиреневый купол навис над горами,
 Осыпанный россыпью звезд.
 Душой изнуренный, я мчуся за вами
 На крыльях несбыточных грез.
  Милиционер сердито пнул в железную обивку, и она загремела, как бросовое корыто.
 — Ты чего казенные сапоги бьешь? — раздалось над ухом Андрея Шашукова.
 Занятый своими думами, Андрей не заметил появления старшего милиционера Быкова.
 — Да вот, Егор Сергеевич, бандюга этот.
 — Ладно. В больницу приказано отвести. Отпирай.
 Шашуков загремел запором, распахнул тяжелую скрипучую дверь, крикнул в затхлую темноту:
 — Подследственные, выходи!
 Первым вышел Павел Ренке, невысокий шатен с крючковатым носом. Он застегнул куртку из телячьей шкуры, вспушил пальцами нежный мех котиковой шапки и прикрыл ею курчавую голову. Зось одет был менее шикарно. Примечательной была лишь новая австрийская шинель.
 Егор Сергеевич строго осмотрел арестованных и, не глядя на Шашукова, бросил ему:
 — Поведешь ты. Гляди в оба. Заерепенятся — бей из винта без разговоров.
 — Да уж не сплошаю, Егор Сергеевич.
 ...Сплоховал Андрей. Слишком неравными оказались силы. Неожиданно остановившийся Зось ударил конвоира в висок. Падая, Андрей нажал на спусковой крючок. Пуля угодила бандиту в переносицу. Второго выстрела не последовало. Ренке кошкой бросился на упавшего Андрея и мертвой хваткой вцепился в горло.
 Так и нашли Андрея Шашукова на пустыре, поверженного навзничь, обсыпанного семенами переспевшей лебеды.
 Павел Ренке исчез.
   21 ноября 1923 года. Город Нижний Тагил
  Если бы начальник губернской милиции Петр Григорьевич Савотин видел в эти дни своего молодого друга Федора Заразилова! Но он не мог его видеть. Мотается Федор по Тагильскому уезду. Изнурительная, напряженная работа высушила начальника УГРО.
 Не лучше выглядели и другие члены оперативной группы: Степша Спиценко стал непривычно раздражительным, у Коли Захарова куделистые вихры сбились в кошму, со щек исчез румянец. Ошеломленные преступлением в Невьянске, парни так и оставались в этом состоянии. Шаг за шагом приближаясь к раскрытию преступления, они объехали десятки деревень, опросили сотни жителей. Следы все уверенней вели их в Нижний Тагил.
 13 ноября в Нижнем Тагиле сотрудники УГРО остановились на частной квартире под видом плотников, ищущих работы. Федор приказал Спиценко и Захарову немедленно ложиться спать, а сам, чтобы закрепить легенду о безработных «шабашниках», взялся помогать хозяину рубить для бани сруб. Да так и протюкал топором до самых сумерек. А на следующий день — побег Павла Ренке, убийство милиционера Шашукова.
 Что, если дерзкий побег совершен не случайно, а был подготовлен? Тем более, что не удалось дознаться, кто же звонил в исправдом и распорядился вести заключенных в больницу. Если же побег подготовлен, кто соучастник? Не те ли, кого ищет он, Заразилов?
 И чем больше думал об этом Федор, тем крепче утверждался в своем предположении. Прежде всего он узнал все подробности о Павле Ренке. Нижнетагильский плотник, он два года назад был призван в Красную Армию. Имея неплохой голос, играл на сцене красноармейского театра. Там спутался с увядающей заезжей балериной, содержание которой требовало больших денег. Ренке обокрал полковую кассу и дезертировал. Во время скитаний возлюбленная пыталась скрыться со всей наличностью. Ренке нагнал ее уже на вокзале и на глазах толпы жестоко расправился.
 Скрываясь от правосудия, сколотил шайку, с которой совершил несколько дерзких ограблений.
 Задержали Павла Ренке случайно — при облаве на притоны, густо рассыпанные по реке Тагилке. Взяли вскоре после убийства Клестова, везшего в Нижний Тагил бочку с керосином, муку и мануфактуру. Ренке должен был предстать перед судом за дезертирство, ограбление полковой кассы, за убийство балерины и другие преступления.
 Ну, а если убийство Клестова тоже его рук дело? Значит, тогда обладатель сапог с косой колодкой и Павел Ренке из одной банды. Это значит еще и то, что побег курчавому артисту могли подстроить его сподвижники, успевшие, пока он сидел в исправдоме, вырезать семью Кондюриных.
 Так размышлял Федор Заразилов, сидя в кабинете начальника Нижнетагильской милиции. Его рассуждения прервал дежурный, без стука ворвавшийся в кабинет.
 — Товарищ начальник, вот...
 Следом за дежурным вошел болезненно бледный пожилой человек с бородкой клинышком и зареванный, в стоптанных пимах, парнишка. Начальник милиции взволновался.
 — Что случилось, Федор Прохорович? — спросил он, узнавая в перепуганном человеке ветеринарного фельдшера городской скотобойни Урышева.
 — Боже, едва унесли ноги. Я да сынишка завскотобойней. А папашка его, Куликов Дмитрий, видно, пропал. Деньги у него при себе. Сто пятьдесят тысяч.
 Парнишка уткнулся носом в рукав кацавейки и снова разревелся во весь голос.
 — Ладно, ладно, Костя, — потрепал его по спине начальник милиции. — Найдем твоего тятьку.
 ...Найти-то нашли Дмитрия Куликова, да Косте легче не стало: лежал Куликов обочь нового Тагильского тракта с двумя ранами на голове.
 Вот что рассказали ветврач и Костя.
 В шесть часов вечера они выехали со скотобойни на серой лошади, запряженной в кошевку. На повороте дороги из кустов выскочили двое с наганами, заставили поднять руки. Горбоносый в телячьей куртке спросил:
 — Кто завскотобойней? Не ты ли, дружочек?
 Куликов ответил, что он.
 — Сиди и не шевелись. Вот и умница. А вы — марш с повозки.
 Вскочили в кошевку, хлестнули лошадь и скрылись. Второй был в синей поддевке и меховой шапке.
 Заразилов закруглил этот рассказ:
 — Итак, Ренке, и тот, в волчьем малахае, сошлись вместе...
 Да, в этом он не ошибался. Не ошибался, когда предполагал, что в освобождении Ренке мог участвовать еще