детей. Какую нужно иметь силу, чтобы пережить это и идти дальше, не просто существуя, но и творя.
Не стоит забывать и про приемного сына Федора Михайловича Достоевского – Исаева Павла Александровича, ребенка его первой жены Марии Дмитриевны Исаевой-Достоевской.
Павел Александрович Исаев (10 (22) ноября 1847–1900)
О нем известно не так много, как бы нам хотелось. Поэтому озвучу те крупицы фактов, что есть. С 1857 по 1859 год пасынок писателя учился в Сибирском кадетском корпусе, однако его отчислили за какую-то шалость. Федор Михайлович всегда относился к нему с должной заботой и вниманием, находил ему педагогов, пристраивал на службу, но Павел нигде долго не задерживался из-за своего характера. Будущее П.А. Исаева тревожило Ф.М. Достоевского, и он до конца дней поддерживал того финансово. Приемный сын часто вел себя недостойным образом, так, например, когда он узнал о помолвке отчима и Анны Григорьевны, то не преминул высказаться об этом в крайне грубой форме. И А.Г. Достоевская неоднократно в воспоминаниях негативно отзывалась о нем. Он старательно отравлял ей жизнь, желая, чтобы все внимание Федора Михайловича принадлежало ему. Несмотря на то что окружающие считали, что Павел ленив, напыщен и заносчив, Достоевский говорил, что тот добрый и честный. Со временем Павел все-таки остепенился и выразил свою благодарность вырастившему его Ф.М. Достоевскому тем, что назвал сына в его честь.
Федор Михайлович Достоевский являлся нежным и заботливым отцом, постоянно думающим о том, как бы порадовать детишек. Он был уверен, что самые ключевые впечатления, которые окажут влияние на все последующее бытие, приобретаются в первые три года от рождения ребенка. В этот момент особой ценностью является связь между родителями и детьми, но в то же время никакой гиперопеки быть не должно. Федор Михайлович, несмотря на далеко не простой характер, не видел себя вне семьи. В письме к Н.Н. Страхову он четко выражал данную мысль: «Ах, зачем вы не женаты, и зачем у вас нет ребенка, многоуважаемый Николай Николаевич. Клянусь вам, что в этом три четверти счастья жизненного, а в остальном разве одна четверть». Анна Григорьевна тоже делилась своими наблюдениями об отцовстве Федора Михайловича: «Он звал детей, и те с радостью бежали к нему и рассказывали все происшествия… А Федор Михайлович, глядя на них, радовался и поддерживал с ними самый оживленный разговор. Я ни прежде, ни потом не видела человека, который бы так умел, как мой муж, войти в миросозерцание детей и так их заинтересовать своею беседою. В эти часы Федор Михайлович сам становился ребенком».
Он устраивал чудесные праздники, дарил всем подарки, нянчился с больным или капризным малышом, столько сколько потребуется, из заграничных поездок всегда привозил гостинцы и сувениры. Достоевский старался вложить в души детей все светлое и правильное, что только ему было по силам. Одним из способов стало чтение. Он читал им повести Пушкина, поэмы Лермонтова, «Тараса Бульбу», чуть позже, после того как их литературный вкус сформировался, – стихотворения А.С. Пушкина и А.К. Толстого, Вальтера Скотта и Диккенса. Даже когда он отсутствовал дома, Достоевский просил Анну Григорьевну читать детям. После ознакомления детей с различными произведениями он разговаривал с ними, узнавая их мнение о том или ином эпизоде или книге. Федор Михайлович привил детям любовь и к опере.
Немалое значение он уделял также развитию веры в сердцах своих чад. «В девять часов детей наших укладывали спать, и Федор Михайлович непременно приходил к ним “благословить на сон грядущий” и почитать вместе с ними “Отче наш”, “Богородицу” и свою любимую молитву: “Все упование мое на Тя возлагаю, Мати Божия, сохрани мя под покровом Твоим!”» Он хотел успеть заронить в их головы хорошие мысли и обеспечить их материально. За два года до смерти Достоевский писал жене: «Я все, голубчик мой, думаю о моей смерти сам и о том, с чем оставлю тебя и детей… Ты не любишь деревни, а у меня все убеждения, что деревня есть капитал, который к возрасту детей утроится, и что тот, кто владеет землею, участвует и в политической власти над государством. Это будущее наших детей… За деток и за судьбу их трепещу». Достоевский как будто предвидел свою раннюю кончину, он искренне сожалел о том, что не сможет увидеть детей взрослыми. В письме к младшему брату А.М. Достоевскому 28 ноября 1880 года он сетовал: «Я же предвижу про себя, что деток оставлю после себя еще подростками, и эта мысль мне очень подчас тяжела».
В «Дневнике писателя» в 1877 году Ф.М. Достоевский писал: «Вы забыли, что их маленькие, детские души требуют беспрерывного и неустанного соприкосновения с вашими родительскими душами, требуют, чтоб вы были для них, так сказать, всегда духовно на горе, как предмет любви, великого нелицемерного уважения и прекрасного подражания. Наука наукой, а отец перед детьми всегда должен быть как бы добрым, наглядным примером всего того нравственного вывода, который умы и сердца их могут почерпнуть из науки. Сердечная, всегда наглядная для них забота ваша о них, любовь ваша к ним согрели бы как теплым лучом все посеянное в их душах, и плод вышел бы, конечно, обильный и добрый».
Вряд ли можно сказать пронзительнее, искреннее, и самое главное, что сам Федор Михайлович как раз был тем отцом, о котором он говорит в приведенной мною цитате. Семья и дети являлись для Достоевского незыблемой ценностью в жизни человека. И эта глава дает представление о великом писателе в самой важной, самой трогательной его ипостаси. «Душа исцеляется рядом с детьми»[111].
О великом
В произведениях Достоевского мы находим одну общую черту, более или менее заметную во всем, что он писал: это боль о человеке, который признает себя не в силах или, наконец, даже не вправе быть человеком настоящим, полным, самостоятельным человеком, самим по себе.
Н.А. Добролюбов
П. Боклевский. Раскольников. 1880-е
П. Боклевский. Старуха-процентщица. 1880-е
И. Глазунов. Князь Мышкин. 1956
И. Глазунов. Иван Карамазов. 1982
С. Шор. Бесы. 1935
Здесь я дам слово А.В. Луначарскому[112]. Лучше сказать сложно. «Достоевский тесно связан со всеми своими героями. Его кровь течет в их жилах. Его сердце бьется во всех создаваемых им образах.