Качка на синем свищущих точек —
 шторм свиристелей над головою!
 Радуйся, Живоносный Источник,
 в бисере листьев и письменных строчек,
 в ризах чеканных медного боя.
   Радуйтеся, живоносные токи
 в порах земли, в облаках, в междулучьях
 солнца снопов!
 Пойте, тонкие луки
 окских ракит! Пой, в разнеженном луге
 прелесть земли раскрывая воочью
   светло блестящему дню голубому,
 ключ,
 в сердце мира текущий незримо,
 все-бытия наполняющий омут! —
 в нежность переливающий опыт
 лет, исчезающих неисцелимо.
   Сон после болезни
   …душная чаша, наполненная васильками,
 над головой, в полудённом гудящем лугу,
 над телом, упавшим, как наотмашь падает знамя
 с древка, разрубленного на бегу.
   Всей грудью, утробой, губами – ты веришь в прохладу,
 ты знаешь, что ныне – время не помнить о зле.
 И видишь, как встанешь, как выйдешь к тенистому саду,
 себя, как одежду, забыв на колючей земле.
   Не помня о зле, ты войдешь
 в шелест листьев, – и щебет,
 и плески ручья вмиг овладеют тобой…
 Вернешься – а в вечереющем небе
 лишь сизое облачко
 над еле примятой травой.
    Ей
    Колокол бьет – и спешу к тебе снова:
 чувствовать, как бронзовеет песок,
 видеть, как в золото света речного
 вечер вплавляет блёстки осок,
   как рыболовы хрустальные сети
 плавно несут по огнистым кругам,
 в блеске и сумраке, в тени и свете
 требу твоим временам, как богам,
   мерно свершая, ритмично, неспешно
 бронзою тел, в мускулистых руках
 словно курильницы, круглые верши
 к небу возносят на головах…
   О, уберечь твой поток берегами,
 в золоте мошек кружащий очаг,
 в песни твоё материнское пламя
 переливая в июльских ночах!
     «Не идя – то врастая с стеблями, с корнями…»
       Не идя – то врастая с стеблями, с корнями,
    то уставясь глазами в стрекоз узелки,
    то ль брела, то ль летала за облаками
    над распластанными берегами
    Потудани-реки.
   Утро холодом дуло, но вдруг по-иному
 – в мокрой гальке, в метёлках осок —
 стала сладостной боль по простылому дому,
 по пустой колыбели. Висок
   колотился навязчивой жилкой. Высоко
 правил жаворонок, и твердил его звук,
 что качается в солнечном плеске осока,
 как грозой растревоженный луг.
     После ночной грозы
    Бег лиловый над синевою.
 За громами ушли облака.
 Вновь встают одуванчики, воины
 вшедшего в рай полка,
   колыхаясь, в пушистых нимбах,
 под побудкою ветровой
 из теснин лугового Лимба,
 над взлохмаченною муравой,
   как свечами, склоняясь стеблями
 к зову ангеловой трубы;
 как, смотри, обрастают крылами
 эти светлые круглые лбы,
   как от боли, от мысли время
 запасало в земле тепло, —
 лишь подуй – и взмывает семя
 и становится на крыло,
   да – в луга, в соловьиный ветер,
 над лукою ночной Оки! —
 на пушистых крылатках – дети:
 дети, звездочки, мотыльки.
     Август. Расставания
    Лето ветшает, и ветхим кажется город,
 где тротуары покрыла каштанная ржавь.
 За покрасневшей лозой на решетках забора
 плещет заката медно-алеющий жар,
   как самовар с дореволюционной картины —
 дачи уездной в Лету уплывшая тишь…
 Чем заприветишь? мичуринской ль черной рябиной,
 яблочком ль Спасовым, с темным бочком, угостишь?
   Или вон той гроздочкой дикого хмеля,
 солнцем последним медвенно налитой?
 В блюдца реки, в сине-песчаные мели
 медленно цедится комариный настой.
   Полуукрадкою всплески, впол-слышные звоны,
 светлость улыбки в полудвижениях век:
 света и теней нижутся разговоры
 в глине тропинок, в небе, в камнях, в мураве…
   Миг – и зайдет… Вдаль, за косыми лучами,
 чайкою глаз – за перекаты и плес
 о, улететь, не вверяя ночному молчанью
 родник в горле клокочущих слез.
     Золотеет на западе
       Золотеет на западе. И, как встарь,
    той же рощею, тихой тропою…
    Тихо светит земля, как софийский алтарь
    смальтою золотою.
      И видения дальних, умчавшихся лет
    вновь с тобой… Но от вспышки багровой
    ежевики – твой неощущаемый след
    вдруг вскрывается раною новой:
      Жар. И радость. И боль.
    Так кровавила землю руда
    твоих прежних рождений, так билась
    в бедра берега бурным напором вода,
      так кипела зарею в расселинах льда
    весны беспощадная милость.
     Наталья Никулина
 Обязательное условие вечности
   Поэт, журналист, участница ежегодных российских фестивалей верлибра, лауреат международных литературных журналов «Дети Ра» и «Футурум АРТ», серебряный медалист Всероссийского Фестиваля Фестивалей – 2017. Публиковалась в журналах «Новая Юность», «Крещатик», «Журнал ПОэтов», «Арион», «Плавучий мост», «Зинзивер» и других; в антологиях:
 «Жанры и строфы современной русской поэзии», «Антология ПО», «Поэзия – женского рода», «Антология свободного стиха»; калужских альманахах «Синие мосты», «Сорок Сороков», «Облака». Член Союза писателей XXI века. Редактор калужского литературного журнала «ЛиФФт».
 Живёт в Обнинске.
   «Голова перестала слушаться…»
       Голова перестала слушаться.
    Она поняла, что что-то случилось,
    и напряглась.
    – Змеи, – выдохнула она и мысленно спросила:
    – Что вы делаете в моей голове?
    – Дышим свежим воздухом
    и любуемся звёздным небом над твоей головой.
    У тебя тут красиво.
    – Знаю, – тихо подумала она, —
    только категорического императива
    мне сейчас и не хватало.
     «– Ты собираешься видоизменяться…»
       – Ты собираешься видоизменяться?
    Она молчала.