Сколько запутанных споров, из которых было бы нетрудно найти выход, сказав себе: «Будем всегда правдивы, к чему бы это ни привело. Сама справедливость заключается в соответствии с действительностью; обман – всегда несправедлив, заблуждение – всегда подделка, когда то, чего нет, выдается за правило того, как надлежит поступать или делать. И какое бы последствие ни получилось из истины, ты никогда не окажешься виноватым, сказав ее, потому что не вложил в нее ничего своего».

Но это значит разрубить вопрос, не разрешив его. Речь идет не о том, хорошо ли всегда говорить истину, но о том, обязаны ли мы всегда в одинаковой мере делать это, и – допустив на основе того определения, которое я рассмотрел, что не всегда, – провести различие между случаями, когда истина строго обязательна, и теми, когда можно, не совершив несправедливости, умолчать о ней и, не солгав, прикрыть ее: ибо я установил, что такие случаи действительно существуют. Следовательно, речь идет о том, чтобы отыскать твердое правило, по которому следует распознавать и точно определять эти случаи.

Но откуда извлечь это правило и доказательство его непогрешимости?.. Относительно всех трудных нравственных вопросов, подобных этому, я всегда убеждался, что их лучше решать по указаниям совести, а не на основе требований просвещенного разума. Никогда нравственный инстинкт не обманывал меня: до сих пор он хранил в моем сердце достаточную чистоту, чтобы я мог на него положиться; и если он иногда и умолкает и страсти влияют на мое поведение, то, во всяком случае, он восстанавливает свою власть над ними в моих воспоминаниях. Вот где я сужу самого себя, может быть, с такой же строгостью, с какой буду судим Верховным Судией в другой жизни.

Судить о людских речах по вызванным ими последствиям часто значит – плохо их оценивать. Помимо того что последствия эти не всегда уловимы и не легко распознаваемы, они бесконечно разнообразны, как и обстоятельства, в которых произносятся эти речи. Намерение говорящего – вот что единственно устанавливает их цену и определяет степень их зла или добра. Солгать – это значит сказать неправду с намерением обмануть; и даже намерение обмануть далеко не всегда соединено с намерением причинить вред, а имеет иногда совсем обратную цель. Но для того чтобы обман был невинным, недостаточно того, чтобы не было определенного намерения повредить: необходима, кроме того, уверенность, что заблуждение, в которое ввергают тех, кому говорят, не может каким бы то ни было способом повредить ни им и никому другому. Редко и с трудом можно иметь эту уверенность; поэтому с трудом и редко можно допустить, чтобы обман был совершенно невинен. Лгать самому себе для своей выгоды – обман; лгать для выгоды другого – подлог; лгать для того, чтоб повредить, – клевета; это худший вид лжи. Лгать без выгоды и ущерба для себя и другого – не значит лгать: это не обман, это вымысел.

Вымыслы, имеющие нравственную цель, называются апологами или баснями; и так как цель их заключается или должна заключаться только в том, чтобы облечь полезные истины в наглядную и приятную форму, в таких случаях не стремятся скрыть фактический обман, который есть не что иное, как одежда истины, – и тот, кто сочиняет басню только ради басни, ни в какой мере не лжет.

Есть другие вымыслы, совершенно пустые, – такова большая часть сказок и романов, которые, не заключая в себе никакого подлинного поучения, имеют целью только забаву. Эти вымыслы, лишенные какой бы то ни было нравственной пользы, могут быть оценены только в зависимости от намерения того, кто их выдумывает, и если он, рассказывая их, утверждает, будто это подлинная правда, то невозможно не признать, что это настоящий обман. Однако кто же когда-нибудь особенно стыдился такого обмана и кто серьезно ставил его в вину тем, которые к нему прибегают? Если есть, например, какая-нибудь нравственная цель в «Книдском храме», цель эта очень плохо видна и нарушена, искажена чувственными подробностями и сладострастными картинами. Что сделал автор, чтобы прикрыть это дымкой стыдливости? Он представил дело так, будто его произведение – перевод одной греческой рукописи, и сочинил историю открытия этой рукописи с таким расчетом, чтобы лучше всего убедить своих читателей в истинности своего рассказа. Если это не бесспорный обман, пусть тогда мне скажут, что значит – лгать? Между тем кто решится поставить этот обман автору в вину и назвать его за это лжецом?

Напрасно будут на это возражать, что это только шутка, что автор не стремился никого убедить своими утверждениями, что он действительно никого не убедил и что публика ни минуты не сомневалась в том, что он сам автор этого якобы греческого произведения, переводчиком которого он себя называет. Я отвечу, что подобная совершенно бесцельная шутка была бы только очень глупым ребячеством; что обманщик, утверждая, уже лжет, хотя бы он и не был в состоянии убедить; что нужно отличать от образованной публики множество простых и доверчивых читателей, действительно введенных в заблуждение историей рукописи, рассказанной автором серьезно, с мнимой добросовестностью, и безбоязненно пивших из античной по виду чаши яд, который вызвал бы в них, по крайней мере, опасение, если б был им поднесен в современном сосуде.

Имеются или нет эти различия в книгах – они во всяком случае имеются в сердце каждого честного перед самим собой человека, который не хочет позволить себе ничего такого, в чем совесть может его упрекнуть. Потому что сказать что-нибудь ложное для собственной выгоды – значит совершить не меньший обман, чем если б это было сказано к невыгоде другого, хотя обман здесь и менее преступен. Дать преимущество тому, кто не должен иметь его, – значит нарушить правопорядок; ложно приписать себе или другому действие, из которого может воспоследовать похвала или порицание, обвинение или оправдание, – значит сделать вещь несправедливую; стало быть, все, что, будучи противным истине, каким бы то ни было образом оскорбляет справедливость, – есть обман. Вот точная граница. Но все, что, будучи противным истине, ни в какой мере не затрагивает справедливости, – есть лишь выдумка; и я признаюсь, что всякий, кто упрекнет себя за чистую выдумку, как за обман, обладает совестью более