Я уважал аэроплан больше солнца и луны, больше звезд и молний. А летчик был для меня почти богом! Еще бы! Весь он был обтянут кожей, в очках, важно садился на свое место, ему заводили мотор вручную, потом он «давал газ», и аэроплан, вздрогнув, выходил на старт (это слово я впервые услышал на Новых планах).

Когда аэроплан разгонялся, то казалось, что он не только не взлетит, а попросту рассыплется на части. Но неведомая сила подымала его к небу, и он начинал летать, подобно орлу.

Нет, солнцу с ним не сравниться никогда!

Я все чаще поглядывал на небо. Вот проснусь, открою глаза и прямо гляжу на небо: нет ли там аэроплана? Или заслышу гуденье — сразу глаза в небо.

Однажды со стороны моря раздались пушечные выстрелы. Это, говорили горожане, большевики воевали с меньшевиками. Аэропланы летали над горами, и от них отделялось что-то красное, вроде порошка. Потом громыхали выстрелы. Это, говорили люди, аэроплан указывал, куда стрелять.

Обычно аэропланы летали просто так, чтобы помахать крыльями девицам Кеоновым. И мне казалось, что созданы они не для войны, а для пущего ухаживания за Кеоновыми.

Несколько лет спустя после всех этих событий к нам прилетел красивый «юнкерс». Из гофрированного алюминия. На нем сидел летчик Шпиль. Такая была у него фамилия, и он был из Германии. «Юнкерс» — аэроплан пассажирский и мог брать с собой несколько человек. Когда он садился на знакомой мне поляне, то сбегался почти весь город. Белокурый плотный летчик просил сторониться, стоял на крыле и говорил:

— Тальше, тальше!..

Моей мечтой — разумеется, нескромной — было одно: притронуться пальцем к аэроплану. Этак чуть-чуть, чуточку, едва заметно. По сравнению с бипланами, которые летали над Сухумом несколько лет тому назад, «юнкерс» казался гигантом. С одной стороны, гигантом, а с другой — статным красавцем.

А как ревел его мотор! Как он ковылял по земле, все больше убыстряя свой ход! Как отрывался от земли и как взмывал он в самое небо! Все это описать невозможно, это надо было видеть самому.

Я просыпался по утрам и смотрел на потолок. Я говорил про себя: это небо. Я находил на нем какую-нибудь точку и говорил (тоже про себя): а это аэроплан…

Небо приобрело для меня особый смысл: оно было вместилищем не только солнца, луны и звезд и всякого рода птиц, но, главным образом, простором, на котором чувствовали себя вольно мои любимые железные птицы с пропеллерами вместо головы. Главные чудеса совершались в небе…

Приблизительно в то самое время я начал строить модели аэропланов. Это было довольно просто: берешь палочку, примерно в метр длиною, стругаешь ее перочинным ножом, потом к нему посредством алюминиевых пластинок прикрепляешь крылья, хвостовое оперение, приспосабливаешь резиновый мотор (кстати, алюминия было — завались: сосчитайте, сколько кружек у мамы, бабушки и у наших соседей!). Но это не все, нужен был еще и пропеллер. Его тоже мастеришь из куска дерева, «шаг» рассчитываешь на глаз.

Крылья, горизонтальный руль и киль строились из гибкого бамбука, расщепленного на тоненькие прутики, оклеенные папиросной (рисовой) бумагой с помощью гуммиарабика. (Рисовая бумага имелась у бабушки — она же была курящая!)

После этого — то есть после того, как модель была готова, — мы с братом и ватагой друзей шли на городскую площадь и запускали ее, предварительно намотав резину, которая, раскручиваясь, заставляла вращаться пропеллер. Бывало так, что модель пролетала несколько метров и плавно садилась на траву. Но чаще запуск выглядел несколько иначе: маленький беленький аэроплан взлетал довольно высоко, потом накренялся влево или вправо и врезался крылом в землю. Крыло, разумеется, ломалось, бумага повисала клочьями — требовался ремонт.

Мне кажется, что братья Райт мучились меньше, чем братья Гулиа. К услугам Райт был бензиновый двигатель, а к нашим? Резина? Которая часто рвалась? Которую нелегко было раздобыть?

В небо, как видно, всматривались не только мы с братом, мои друзья тоже обзавелись собственными авиастроительными материалами. Сколько голов, столько различных конструкций. Один мой друг принес модель, которая лучше всего летала задом наперед.

Мы удивлялись:

— Как это можно?

— Очень просто, — отвечал нам авиаконструктор, — у меня винт толкающий, а у вас — тянущий.

— Откуда ты все это знаешь?

— А у моей сестры есть кавалер, который знает аэропланы всех конструкций мира.

Крыть было нечем, и мы умолкали. Просто наблюдали за тем, как аэроплан летит хвостом вперед. Это было удивительно!

— А что, — посоветовали мы, — если хвост перенести назад, а пропеллер вперед?

Юный конструктор не ахти как разбирался в вопросах аэродинамики, он почесывал затылок, сопел, а потом молча запускал свою модель хвостом вперед. Представьте себе — она летала не хуже нашей. Правда, она здорово ковыляла в воздухе — будто пьяная. Чего-то ей недоставало. Но чего? Вроде бы все имелось: и крылья, и фюзеляж, и пропеллер, и хвост… Она походила на сокола, летающего хвостом вперед. Что-то странное, словом…

Но говорите что угодно, а странный аэроплан побивал на сухумской площади все рекорды: и дальности, и продолжительности полета, и различных там «бочек» и петель, в том числе и мертвых…

Однажды рано утречком у меня под дверьми собралась большая группа мальчишек. Каким-то образом я уловил их присутствие (они вели себя предельно спокойно). Вскочил как ужаленный и сразу вытаращил глаза: я увидел над ребячьими головами некую модель аэроплана — малюсенького «юнкерса» с бензиновым моторчиком. Такие моторчики встречались только в брошюрах.

— Что это? — спросил я.

— Самолет!

— А это?

— Мотор.

— Кто его сделал?

— Его прислал из Москвы один дядя…

Не без труда завели мотор, и он заревел, как настоящий. Самолет рвался вперед, но его цепко держали ребячьи руки.

Я от удивления рот разинул. Нет, это было свыше моих сил и моего понимания! Черт возьми, бензиновый моторчик размером со спичечный коробок!

— Сколько же он может пролететь?

— Сколько хватит бензина.

— А все-таки?

— Может долететь до Нового Афона.

— А дальше?

— Дальше — горы.

Обладатель мотора и самолета — белобрысый курносый Саша с Подгорной улицы — всех нас позвал на площадь. Он заявил, что побьет все рекорды,