пражскую методику определения станозолола, после чего положительные пробы у спортсменов посыпались одна за другой. Но Оралтуринабол (это такие синенькие таблетки) они в глаза не видели, пока я не принёс из дома упаковку турика и не начал снова его принимать, чтобы использовать свою мочу для разработки методики определения. Тестостероном занялся Уралец. Семёнов не был в восторге от моих знаний и замечаний, однако попросил продолжить работу по Оралтуринаболу, но ни с кем не обсуждать факт наличия этой проблемы и возможные пути её решения. У меня ещё оставался вопрос про Сиднокарб, его мы тоже не определяли, но я решил не нагнетать обстановку.
Формальная причина такого упущения крылась в бесконтрольности лаборатории. Она ни перед кем не отчитывалась. Ни Госкомспорт, ни руководство ВНИИФК ничего не проверяли и не требовали от нас доказательств, что мы действительно определяем Оралтуринабол и станозолол. Никто не мог даже поставить перед нами такую задачу, не говоря уже о требовании предъявить перечень определяемых соединений и нижние пределы их обнаружения. Просто полагали, даже верили, что мы определяем всё, что входит в Список запрещённых препаратов МОК. Другая, глубинная причина была в том, что в лаборатории работали замечательные специалисты, выпускники химического факультета МГУ, однако сами они спортом не занимались и не знали его изнутри.
Со спортом у них вообще не было никаких точек пересечения!
То, что я знал много лет, для них стало откровением. Поначалу меня это поразило, но потом я понял, что так было, есть и будет. Дело не в нашей лаборатории, так устроено во всём мире. Лаборатории допингового контроля не определяли множество допинговых соединений не потому, что не могли, а потому, что не знали, что и где надо искать. И причина этого была не в лени или нерадении — просто химики-аналитики не знали, какие препараты в ходу у спортсменов, и не имели стандартов допинговых соединений или их лекарственных форм. Поэтому лаборатории допингового контроля регулярно выдавали — и продолжают выдавать — непрерывный поток ложноотрицательных результатов анализов.
Однако сам Виталий Семёнов, являясь членом медицинской комиссии Международной федерации тяжёлой атлетики, постоянно общался с тяжелоатлетами и кое-что знал из первых рук. Штангисты от века творили что хотели, горстями ели метандростенолон, постоянно кололи тестостерон и Ретаболил, а высшим классом считали метенолон (Примоболан), норэтистерон (Нилевар) и дростанолон (Мастерид). Станозолол был дорогим и мощным анаболиком, а Оралтуринабол считался интеллигентским и слабеньким. Штангисты любили крепко заваривать свои анабольные схемы, чтобы все мышцы так закрепатурило и повязало, что с утра с трудом можно было встать с кровати и разогнуться.
Все вышеперечисленные анаболические стероиды, исключая тестостерон, определяли в гидролизной фракции мочи в виде метаболитов. Метаболиты — это продукты биотрансформации и выведения любых соединений, попавших в организм человека. Анализ на хромассе шёл 20 минут, и в течение этого времени на диск размером с большую сковородку записывали хроматограммы по 20 ионам — в то время это был предел возможности компьютеров. Ёмкость диска была два мегабайта. Каждый анаболический стероид давал несколько метаболитов, и для надёжного определения надо было выбрать подходящий метаболит и его характерные ионы, по два или три иона на каждый метаболит. Имея программные ограничения по общему количеству ионов, получалось, что двадцати ионов хватало для определения шести-семи, максимум восьми анаболиков и их метаболитов. Это был предел. Поэтому станозолольная методика, которую я доработал и превратил в анализ свободной фракции, добавила ещё несколько новых препаратов, и для этого был задействован мой прибор. Теперь вместе с Оралтуринаболом и станозололом мы стали определять флуоксиместерон (Галотестин) и оксандролон (Анавар). Большой прогресс.
4.3 Допинга в СССР нет. — Сокрытие положительных результатов анализа
В конце 1985 — начале 1986 года только в тяжёлой и лёгкой атлетике у нас было свыше 50 положительных проб. Сплошь анаболические стероиды: станозолол, метандростенолон, метилтестостерон, нандролон. И это ещё без обычного тестостерона, продававшегося в любой аптеке, — его мы не определяли вообще! Примечательно, что в те годы никого не дисквалифицировали, поскольку считалось, что в СССР допинга нет и быть не могло. Соответственно, допингового контроля в буквальном смысле никогда не было, а была развёрнута программа по контролю за применением «фармакологических средств для адаптации к нагрузкам»; самого слова «допинг» старательно избегали. Мы постоянно отслеживали выведение метаболитов стероидов в моче, пытаясь установить «рекомендуемые сроки», то есть через сколько дней — пять, десять или двадцать — будет «всё чисто». Однако сроки выведения различались очень сильно, на них влияли разброс в применяемых дозах и индивидуальные особенности организма: у некоторых всё исчезало быстро, но были и такие, у которых «хвосты» — следовые, но определяемые количества метаболитов — тянулись продолжительное время.
Такая работа велась из года в год. Руководители советского спорта были уверены, что «синие майки», спортсмены сборных команд США и ГДР, тоже применяли допинг и их точно так же контролировали и покрывали в своей стране. А иначе как они могли соревноваться на равных и даже побеждать советских атлетов, подготовкой которых занимались высококвалифицированные тренеры и специалисты, врачи и фармакологи? Отставания в советской науке не было, более того, у нас учились зарубежные тренеры и специалисты, статьи и книги советских учёных переводили на иностранные языки.
В советское время для применения допинга надо было получить «разрешение на спец- или фармподготовку». Поголовное и неконтролируемое применение препаратов осуждалось, а пойманных нарушителей и их тренеров могли припугнуть или наказать. Но такие вопросы решались кулуарно, обходились «последними предупреждениями» и угрозами вывести из состава сборной команды СССР, то есть на следующий год оставить без выездов на соревнования за границу и без большой сумки с адидасовской экипировкой. Однако спортсмены, не претендовавшие на место в сборной, были бесконтрольны и делали что хотели. Допинговый контроль им не грозил, а поездки за рубеж или импортная экипировка могли только сниться.
Попавшиеся на допинговом контроле спортсмены и тренеры всякий раз получали ценную информацию о новых методиках и изменениях в сроках выведения препаратов. Они немедленно вносили поправки в свои программы и снова оказывались в безопасной зоне, продолжая применять те же самые препараты, но с оглядкой на новые сроки определения. Я не переставал удивляться, с какой скоростью врачи, тренеры и спортсмены узнавали конфиденциальную информацию и перестраивали свою работу.
С введением новых методик инъекционные формы, особенно станозолол и нандролон, стали определяться в течение двух-трех месяцев, и спортсмен, попавшись на таком препарате, мог стать невыездным до конца соревновательного сезона. По аналогии с современной терминологией ВАДА,
