вплоть до совета по изменению цвета глаз путем втирания в затылок особой золы на оливковом масле, руководства, как сделать, чтобы головы присутствующих показались конскими или ослиными, и прочего деревенского ведовства. Тем не менее его уважали и состояли с ним в переписке многие влиятельные люди, начиная с известного своими алхимическими пристрастиями императора Рудольфа II и кончая высокородными дворянами Феррары д’Эсте, тосканским герцогом Фердинандом Медичи и другими. Его брат был собирателем древностей, филологом; оба были не чужды медицине. Был еще третий брат, вряд ли уступавший двум другим, более знаменитым братьям. Делла Порта вместе с дель Туфо реально хлопотали о подготовке к изданию философского трактата Кампанеллы, с которым он и прибыл в Неаполь, а вот что можно вычитать в его трактате по магии, написанном под влиянием общения с делла Порта (на старшего из которых он ссылается как на изрядный авторитет):
«Представление о чувстве в вещах не только не противоречит Священному Писанию, но и очевидными рассуждениями всех философов одобряется, за исключением безбожников… Более того, в самом Писании явно заключен этот взгляд, и он одобряется почти всеми Отцами Церкви греческими и латинскими, открыто одобряется, или следует то из их рассуждений»[89] (из завершающего общего заключения). «Так же глупо отрицать наличие в вещах ощущения, потому как лишены они глаз, ушей и уст, как неразумно утверждать, что не движется ветер, потому как нет у него ступней и голеней, а огонь не может поглотить вещь, так как не имеет зубов… Иных безумство доводит до утверждения, что есть у Бога и тело, и глаза, и руки»[90] (книга 1, гл. 13). «Человек общается с ангелами, демонами и Богом. Неразумно это отрицать. То же самое, как если бы кто-то говорил, что Рима не существует, поскольку он его не видит, или не было никогда на свете Цезаря и Александра Великого, потому что не жил в их время… Иные из добрых духов представляют опасность, мне же, случалось, угрожали только злые, которые пытались убедить меня, что существует переселение душ, а у человека нет свободной воли, да и во многих иных вещах. Еще они предсказали мне разные события – какие-то случились, а какие-то нет. Злых духов я не видел заключенными в людские тела, но они всё же явственно мне показывались, чего до сих пор я объяснить не могу, а особенно того, что тела им были не нужны. Я молил Бога, чтобы он мне и добрых духов показал, но до сих пор не вымолил. А Дьявол сказал, что все духи добрые – одни меньше, а другие больше. Я понял, что он меня обманывает, и спас себя, от наваждения избавился, а веры во мне после этого стало только больше. То, о чем рассказываю сейчас, занятие не для человека неопытного, пугливого или неискреннего. И хотя таких опытов я всегда истово чурался как чумы проклятой, в моем распоряжении есть опыты других. Люди до этого неверующие, когда явились им видения, и общались они с духами, изменились в лучшую сторону. На основании этого опыта можно сделать вывод, что если демоны с людьми вступают в общение, то и ангелы тоже»[91] (книга 2, гл. 25).
«Свойства живого существа у мертвых, пусть и в ограниченном размере, остаются… Один уроженец Ночеры убил человека и закопал в земле, а позднее его самого по другому обвинению посадили в тюремную камеру. Двадцать дней подряд лил дождь, из-за наводнения труп всплыл, и его унесло на городскую улицу, где была тюрьма. Когда труп заметил, что только окно отделяет его от убийцы, он закипел кровью, начав источать ее из ран, к немалому ужасу того, кто знал о своей вине в этом преступлении. Когда же он проплыл дальше, то больше не кипел, вернувшись на свое место. А человек этот спустя двадцать девять лет мне сам раскрыл душу. Так что остается чувство не только в духе, тело покидающем, но и в самом [мертвом] теле, еще не окоченевшем и с кровью внутри»[92] (книга 4, гл. 9). «Если из лисиных потрохов смастеришь струны для лиры, то когда будешь их касаться, то куры побегут сломя голову прочь. Если из волчьих – то овцы, из змеиных жил сделаешь – женщины, которым страх перед змеями привычен, придут в ужас»[93] (книга 4, гл. 10).
Фра Томмазо верит, что можно убить одним взглядом, в силу слова, что одним усилием представления женщина может выносить красавца либо урода, что от молока кормилицы зависит характер и нравы младенца[94]. Вполне в традициях Фомы Аквинского Кампанелла рассуждает о бесовских наваждениях и колдовстве, хотя и сомневается в существовании ламий, о которых писал Альберт Великий, и приводит там один занимательный (не для пострадавшего, конечно) случай: «На форуме Цезаря брат Рокко, заметив, что один схимник иной раз ночью встает, чтобы помолиться высеченному из дерева образу святого Доминика, вынес скульптуру из алтаря, а сам облачился как святой Доминик и руку так же наставительно поставил. Монах пошел на молитву. А Рокко рукой чуть шевельнул, будто бы угрожая. Монахом овладел страх. Рокко двинулся телом. Монах бросился бежать, а Рокко за ним, пока тот не рухнул оземь, потеряв сознание. Рокко, вернув статую на место, с другими монахами прибежал и поднял того схимника, который лишился речи, и все волосы у него стали седые. Бледный, обескровленный и слабый. Речь к монаху так и не вернулась, и он умер через несколько дней. Эту историю я слышал позднее от самого Рокко»[95].
Что интересно, гилозоизм и вера в Мировую Душу и магию одушевленных вещей была не чуждой и другому известнейшему доминиканцу, современнику Кампанеллы Джордано Бруно. Не следует, несмотря на его определенные взгляды и мученичество, видеть в нем провозвестника новой науки и жертву мракобесия. Вот что он пишет во втором диалоге работы «О причине, начале и едином» от лица некоего Теофила – причем не критикуя его воззрения, а именно что одобряя и разделяя: «Я утверждаю неправдоподобное, но истинное, так как этот дух находится во всех вещах, каковые если не суть живые, то суть одушевленные; если они в действительности не обладают одушевленностью и жизнью, всё же они обладают ими сообразно началу и известному первому действию. И я не утверждаю большего, так как в данном случае я не хочу говорить о свойствах многих камешков и драгоценных камней; будучи отшлифованными, гранеными и живописно расположенными в оправе, они имеют известную способность возвышать дух и возбуждать новые чувства и страсти не только в теле, но и
