В Грозный приехал рано утром. Был одет в поношенное, выцветшее на солнце красноармейское обмундирование, на ногах – рваные ботинки, на голове – измятая летняя пилотка, за спиной – старый армейский вещевой мешок. В таком жалком виде попался на глаза дворничихе, одиноко подметавшей привокзальную площадь. Она внимательно посмотрела на меня и сказала со скорбью: «Сынок, сразу видно, что возвращаешься из плена. Слава Богу, что живой, а остальное – дело наживное!»

Поступить учиться туда, куда мечтал перед войной – ни в МГУ на факультет журналистики, ни в химико-технологический институт имени Менделеева, ни в железнодорожный институт – не удалось, отовсюду был отказ. Нельзя было поступать лишь из-за одного пункта анкеты: был в плену.

Удалось поступить в периферийный Грозненский нефтяной институт, и то благодаря руководящему положению отца в городе и его большому партийному стажу: он состоял в партии с марта 1918 года. Из-за пребывания в плену, на третьем курсе технологического факультета меня чуть не отстранили от производственной практики. Спасло то, что я был освобождён из плена советскими, а не американскими войсками. В противном случае пришлось бы перейти для дальнейшего обучения на нефтепромысловый факультет. Попытка восстановить свой кандидатский стаж в партии тоже окончилась неудачно всё по той же причине.

Лишь после смерти Сталина, когда в стране стали смотреть на военнопленных не как на предателей, а судить по их делам, мне удалось уже на работе в проектном институте повторно пройти кандидатский стаж и вступить в ряды КПСС. Однако на бюро райкома партии за мой приём было подано четыре голоса, а против три; последние мотивировали своё отрицательное голосование тем, что я был в плену, и что «таким» не место в партии, так как они – «предатели».

Если мои однокурсники на работе сразу же получили допуск к секретной проектной документации, то я его получил лишь спустя два года. Продвижение по службе шло так же медленно: мешал всё тот же пресловутый пункт анкеты – плен. Как только на работе положительно решался вопрос о моём очередном продвижении по службе, следовало напоминание и предупреждение соответствующих компетентных органов – был в плену. Из-за плена меня ни разу не направляли в командировку за границу, хотя по работе поехать туда бывало необходимо. Можно было бы продолжить перечень примеров, препятствовавших продвижению по службе, получению наград, решению социально-бытовых вопросов и так далее. И всё одна и та же причина: был в плену, был в плену…

Хорошо помню, как реагировали штатские и армейские власти на опубликованную в 1957 году повесть Михаила Шолохова «Судьба человека», в которой талантливый писатель показал мужество и стойкость советского человека в плену. Генералы возмущались: «Надо писать о воинах, стоящих насмерть, а не о пленных. Плен – это позор!»

Некоторые люди не допускают мысли о том, что на войне всякое может случиться. Ещё ни одна война в мире не обходилась без плена. Не так всё просто было и в ходе Великой Отечественной войны. Молодёжь, бесспорно, надо воспитывать прежде всего на подвигах героев, на их победах в войне. Но ведь и подвиги бывают разные: одни – в ходе боевых действий, другие – в плену. Разве нельзя воспитывать молодёжь на примере стойкости военнопленного генерала Карбышева, мужественно переносившему все тяготы плена и не ставшего предателем несмотря на то, что ему предлагали командовать власовской армией. В феврале 1945 года в лагере Маутхаузен он был заживо замурован в ледяной глыбе, намытой фашистами. Или на примере Мусы Джалиля, сражавшегося до последнего в стане врагов и расстрелянного в фашистской тюрьме Моабит в Берлине. А разве не пример для молодёжи – героический побег из фашистского плена лётчика-истребителя Михаила Девятаева?

Рассказывать о плене – это не значит учить молодёжь, как жить в плену, как его перенести. Рассказать о плене – это напомнить о борьбе советских людей в условиях фашистской неволи, показать на примере пленных их патриотизм, горячую любовь к своей Родине.

Один из бывших узников, а потом – экскурсовод в лагере смерти «Освенцим» – поляк Владислав Станик рассказывал тысячам туристов из всех стран мира: «Когда встречаешь русского человека, хочется снять перед ним шапку. Русские вели себя в плену гордо, независимо, несмотря ни на какие мучения. Это, действительно, мужественные люди, герои».

Конечно, в плену были разные люди. Были и такие, которые добровольно «подняли руки», стали дважды предателями, перейдя на сторону власовцев. Но таких было мало. Не они «делали погоду» в лагерях военнопленных. Помню, как в лагере я читал стихи неизвестного автора, своего собрата по несчастью:

О Родина, о Русь, я с малых лет любил

Твои просторы, реки и дубравы.

Нет, Родина, тебя я не забыл,

Забыть тебя я не имею права.

Пусть жизнь трудна и подневолен труд.

За проволокой ржавой и колючей.

Уверен я, другие дни придут,

Засветит солнце, разгоняя тучи…

Много неистощимой веры в жизнь в каждом слове этого лагерного стихотворения. Как пророчески, сквозь дни и годы плена звучат, обращённые к любимой Отчизне слова лагерника-патриота:

Я вернусь ещё к тебе Россия,

Чтоб услышать шум твоих лесов,

Чтоб увидеть реки голубые,

Чтоб идти тропой моих отцов!

Да, долго я собирался писать о плене, но всё время откладывал. Эта тема была для меня всегда как бы закрытой. Лишь выход Указа Президента России Б. Н. Ельцина в начале 1995 года о полной реабилитации советских военнопленных подстегнул меня написать воспоминания.

Указ № 63 от 24 января 1995 года называется «О восстановлении законных прав советских военнопленных, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период». Президент обязал Правительство Российской Федерации рассмотреть вопрос о распространении на бывших советских военнопленных условий и порядка выплаты им компенсации как лицам, подвергшимся нацистским преследованиям. Выход Указа можно рассматривать как момент покаяния перед людьми, которые по воле бывшего руководства страны стали изгоями в родном Отечестве. Только с этого момента была окончательно поставлена точка в трагедии советских военнопленных. Он ликвидировал беззаконие в отношении тех, кто вернулся из фашистской неволи.

Человеческая жизнь коротка. Годы бегут очень быстро. Кажется, что совсем недавно мне было двадцать лет, а теперь на носу уже семьдесят пять… В плену я пробыл всего 16 месяцев. Но они тянулись очень медленно. Один прожитый день равнялся месяцу, месяц – году, а год казался вечностью. Наверное, поэтому я так хорошо запомнил все происходившие события во время