между фразами «Отец и дядя в гвардии. Их литературные знакомства» и «Ив〈ан〉 Абр〈амович〉. – Свадьба отца». Вначале после фразы о службе и литературных знакомствах дяди и отца Пушкин написал фразу «Свадьба отца», но, видимо заметив, что, много говоря о Сергее Львовиче и его семье, он ни словом не обмолвился о Надежде Осиповне и ее семье, зачеркнул слова «Свадьба отца» и вставил фразу о бабушке и матери, их бедности; затем в связи с нею назвал Ивана Абрамовича Ганнибала и уже потом упомянул о свадьбе родителей. Логика изложения очевидна: речь идет о семье Пушкиных и Сергее Львовиче – женихе, затем о Марии Алексеевне и ее дочери Надежде Осиповне – невесте, оказавшихся в бедственном материальном положении после того, как их оставил О. А. Ганнибал; затем об Иване Абрамовиче Ганнибале, который помог своей невестке и племяннице выйти из бедности и устроить свадьбу с С. Л. Пушкиным; и, наконец, о самой свадьбе. Мать Марии Алексеевны – Сарра Юрьевна – здесь совершенно ни при чем, да она вовсе и не была бедна (после смерти в 1777 году мужа, А. Ф. Пушкина, она и два ее сына наследовали в Тамбовской губернии несколько имений и много сотен крепостных крестьян, о чем имеются документальные свидетельства)[50].
Пушкин не забывал той роли, какую сыграла Мария Алексеевна в судьбе всей семьи, и не мог не отвести ей места в предполагавшейся автобиографии.
Родившаяся в мае 1832 года первая дочь Пушкина была названа в память прабабки Марией.
Когда преследуемый хитрой, бессовестной Устиньей Толстой Осип Абрамович одиноко доживал свои дни в Михайловском, Мария Алексеевна, по-видимому, предпринимала шаги к примирению с мужем. Если действительно, как утверждает в своих воспоминаниях А. Ю. Пушкин, Надежда Осиповна и Сергей Львович осенью 1799 года ездили в Михайловское, чтобы показать деду первого его внука Александра, то это, надо думать, делалось не только с ведома, но и по совету Марии Алексеевны.
После смерти Осипа Абрамовича в 1806 году все основательно расстроенное хозяйство его псковских владений фактически перешло в руки Марии Алексеевны. Ни законная наследница Надежда Осиповна, ни ее супруг хозяйством не занимались.
Осенью 1806 года Мария Алексеевна ездила в Михайловское «для принятия имения во владение» и с тех пор вела все дела, сначала через приказчика, а после продажи Захарова и переезда в Петербург – сама, проводя в псковской деревне большую часть года, а на время отсутствия оставляя верных людей, среди которых была и Арина Родионовна.
Встретившись с бабушкой летом 1817 года, юноша Пушкин мог вполне оценить как ее деловитость, добрый, приветливый нрав, любовное к себе отношение, так и мастерство, занимательность знакомых с детства ее рассказов. П. В. Анненков, говоря о стихотворении «Наперсница волшебной старины», справедливо замечал, что с портретом бабушки Марии Алексеевны у молодого поэта здесь связаны «воспоминания своего младенчества, видения семнадцатого года».
В ганнибаловской вотчине – в Михайловском, где еще не так давно жил его дед и многое напоминало о нем, в соседних Петровском и Воскресенском, где и поныне здравствовали его двоюродный дед, двоюродные дяди и тетки, – рассказы Марии Алексеевны, естественно, обращались прежде всего к Ганнибалам. Ведь, кроме старого владельца Петровского, Мария Алексеевна единственная хорошо знала самого Абрама Петровича, его жену и всех детей, жила в их доме, наблюдала свойства характера «царского арапа» и имела возможность от него самого слышать факты удивительной его биографии.
Бабушка была для Пушкина первым и весьма достоверным источником сведений о прадеде. И в эту последнюю встречу с нею в Михайловском он мог узнать много для себя интересного. Некоторые факты, содержащиеся в позднейших заметках Пушкина о его предках Ганнибалах, могли стать известны ему только от Марии Алексеевны. Сведения для характеристики Осипа Абрамовича, которую дает ему Пушкин, он получил, конечно, от бабушки, и это свидетельствует о том, насколько она была объективна в оценке мужа, отнюдь не стараясь представить его в глазах внука негодяем и мошенником.
М. А. Ганнибал скончалась 27 июня 1818 года в Михайловском и была похоронена на кладбище Святогорского монастыря рядом с Осипом Абрамовичем. Смерть соединила их после стольких лет разлуки и вражды.
В Петровском и Воскресенском
«В деревне, – по словам П. В. Анненкова, – молодой Пушкин с первого раза очутился в среде многочисленной дальней своей родни Ганнибаловых…»[51] Он навестил двоюродного деда в Петровском и, вероятно, не раз побывал у двоюродных теток и дядей в Воскресенском, с которыми Мария Алексеевна и Надежда Осиповна поддерживали дружественные отношения (насколько дружественными были их отношения с Петром Абрамовичем, сказать трудно – известно, например, что в октябре 1811 года владелец Петровского предъявил иск через судебные инстанции владелицам Михайловского о взыскании с них какого-то долга).
На обороте обрывка листа с записью: «Вышед из Лицея, я почти тотчас уехал в Псковскую деревню моей матери…» – сохранились слова: «…попросил водки. Подали водку. Налив рюмку себе, велел он и мне поднести; я не поморщился – и тем, казалось, чрезвычайно одолжил старого Арапа. Через четверть часа он опять попросил водки и повторил это раз 5 или 6 до обеда. Принесли… кушанья поставили…» Слова эти принято относить именно к посещению Пушкиным Петра Абрамовича в 1817 году. П. В. Анненков, впервые их опубликовавший, писал: «Забавно, что водка, которою старый арап потчевал тогда нашего поэта, была собственного изделия хозяина: оттуда и удовольствие его при виде, как молодой родственник умел оценить ее и как развязно с нею справился»[52]. Однако не вполне очевидно, что это потчевание водкой происходило в 1817 году. Между первым и вторым отрывками дневниковой записи поэта 19 ноября 1824 года был текст, который по содержанию скорее относился к встрече деда и внука в 1824 году, а также к событиям, непосредственно ей предшествовавшим.
К первому посещению Пушкиным Петра Абрамовича в 1817 году относят и записанный Л. Н. Павлищевым со слов его матери Ольги Сергеевны рассказ: «Ганнибал впал тогда в такую забывчивость, что не помнил своих близких. Так, например, желая рассказать о посещении своего сына, он говорил: – Вообразите мою радость: ко мне на днях заезжал… да вы его должны знать… ну, прекрасный молодой офицер… еще недавно женился в Казани… как бишь его… еще хотел побывать в Петербурге… ну… хотел купить дом в Казани… – Да это Вениамин Петрович, – подсказала ему его внучка Ольга Сергеевна. – Ну да, Веня, сын мой; что же раньше не говорите? Эх, вы!..»[53] Если этот рассказ достоверен, то надо признать, что уже в 1817 году
